То, чего мы опасались, действительно произошло: при особенно сильном шквале разбивающаяся волна сорвала крышку с входного светового люка. Когда при отливе мы подошли к судну, оно было заполнено водой и песком. Все, что мы не успели вынести, безвозвратно утеряно! За последние дни я не успел многого сделать, прыгая на одной ноге. Все мои бесценные карты, заметки, документы и наброски, а также 60 страниц перевода гарсильясовских инков уплыли по воле волн. Кое-какая одежда и еще груда вещей погребены под пятифутовым слоем песка. Мотор занесло до того, как я успел снять с него аккумулятор и зарядный агрегат, которые, если не могли принести нам большой пользы на море, все же несколько скрасили бы жизнь на суше. Тем не менее мы были счастливы тем, что удалось спасти столько вещей.
Натиск волн был таким сильным, что даже тяжелый руль, весом но меньшей мере 250 килограммов, сорвало с петель и унесло. Хотя он сделан из плотной древесины и не может держаться на поверхности воды, нам не суждено было разыскать его позднее при отливе. Я надеялся, что мне удастся снова придать плавучесть судну и, тащась на якорях, выйти при восточном муссоне через расщелину в рифе, через которую мы сюда попали, а затем добраться до Дарвина без чужой помощи. Но теперь и на этом намерении надо поставить крест!
— Что же, — говорит Жозе, — до этого момента мы были отпускниками, а теперь действительно стали потерпевшими кораблекрушение!
14
Потерпевшим кораблекрушение уже не так весело
Это было любопытное сборище животных у водоема: попугайчики, кенгуру, мыши, индейки, журавли и одинокий пеликан.
Постепенно до нашего сознания доходит, что нельзя спокойно ждать на берегу, пока кто-то придет к нам на выручку. Чем больше мы здесь живем, постоянно удлиняя радиус наших вылазок, тем сомнительнее становится, что помощь придет к нам извне. Разве что кто-нибудь случайно сюда забредет, но это может произойти и через несколько лет! Судя по тому, что успели повидать даже на самом острове, мы попали в полную изоляцию. Вокруг эстуария — стремительные реки, через которые трудно переправиться на хорошей лодке, не говоря уже о переходе вброд при многодневных экспедициях по острову, когда нужно брать с собой припасы. Перед нами рифы да мели, уходящие далеко в открытое и всегда пустое море. Морские судоходные пути проходят в 100 милях к северу, и никакому судну нет смысла плавать в этих водах. А над нами такие же пустые небеса. Ни один самолет не пролетит. Ничто не нарушает безмолвия ни днем, ни ночью, кроме прибоя. При отливе его грохот напоминает отдаленные раскаты грома, а во время прилива — бешено несущиеся поезда. Мы могли бы считать себя единственными жителями необитаемой планеты, первобытного мира, только что восставшего из морского ила, если бы не находили порой какие-то следы цивилизации, выброшенные на песок при отливе: электрическая лампочка, поплавок, оторвавшийся от сети, уродливая корзина для бумаги из голубого пластика. Жалкие признаки мира, в существование которого нам становится все труднее и труднее верить.
Надо прямо сказать, что то место, куда мы попали, малопривлекательно как для деловых людей, так и для туристов! Мне вспоминаются истории о кораблекрушениях в Южных морях, где пострадавшие, едва добравшись до берега, тут же утоляют свою жажду кисло-сладким молоком кокосовых орехов; где папаи, манго, бананы, саго сами лезут в руки; где кишат кокосовые крабы, а рыбы коралловых рифов как будто ждут, чтобы вы их поймали. Мы знавали такие острова в Индонезии, и там действительно можно было бы беспечно ждать спасения в течение нескольких лет. Но здесь, как видно, нет ничего, что помогло бы нам выжить: ни плодов на суше, ни рыбы на отмелях. Никакой безумец не будет пытаться совершить длинный и опасный переход к этим берегам, не представляющим ни малейшего интереса.