Море при отливе отступило сегодня очень далеко, и сбор морских моллюсков оказался более плодотворным, чем моя ежедневная охота в лесу, где не нахожу ни дичи, ни грибов. С наступлением ночи дождь превращается в неистовую грозу. Кажется, наступает конец света, молнии падают, образуя артиллерийскую завесу вокруг лагеря, чертовски близко от нас.
Понедельник 13 мая. Выкурили пополам трубку с последним табаком, который соскребли со дна горшка. Целый день рука останавливается на полпути к его крышке, когда возникает мысль: «Дай-ка я немного покурю». В последних известиях из Дарвина сообщается, что туда прибыл индонезийский парусник с 15 людьми на борту после двухнедельного дрейфа в шторме. Двое отправлены в больницу. Жозе мечтает вслух:
— Когда мы прибудем в Дарвин, надеюсь, меня тоже положат в больницу. Мне так хочется лежать в постели и чтобы кто-нибудь ухаживал за мной...
— Не сомневаюсь, что, как только они на тебя посмотрят, тут же уложат в больницу со скоростью урагана! — успокаиваю я Жозе.
Вытаскиваю четырехпалый якорь в неясной надежде использовать его в будущем. Соединительная скоба так заржавела, что не могу ее отвинтить и не знаю, как отсоединить цепь, попавшую под огромное поваленное дерево. Мне приходится копать яму в песке и висеть головой вниз, чтобы добраться до рыма...»
Меня опять охватывает жажда деятельности, и я уговариваю Жозе отпустить мужа еще разок на разведку. Намереваюсь на этот раз идти на северо-восток, дальше того места, где мы вышли к морю из болота. Меня не оставляет мысль о том протянувшемся на юг проливе, который я видел с высокого дерева. А что, если это в конечном счете и есть пролив Апсли? Мне хочется убедиться в правильности моей догадки. Жозе не проявляет особого восторга. Ее страшит река, в которой она чуть было не утонула, и она содрогается от мысли, что мне придется переправляться через нее дважды, Обещаю ей быть очень осторожным и вернуться в тот же вечер. Это было глупостью! Мы должны были отдавать себе полный отчет в том, что такое обещание лишит меня всякого шанса разузнать что-нибудь новое. Оно чуть не стоило мне жизни! Отправляюсь в путь утром, захватив только ласты и карабин. Перехожу вброд новое маленькое устье и следующее за ним. На море отлив, и вода мне только по грудь. Достигнув главного устья, надеваю ласты и без особого труда пересекаю его чуть подальше того места, где мы вышли из мангровых зарослей. Иду стремительно, и длинная линия береговых уступов на противоположном берегу быстро приближается. Только дважды останавливаюсь пораженный, чтобы рассмотреть новые следы пребывания человека в этом безлюдии: два надгробия в километре одно от другого на лесной опушке, совсем близко от пляжа. Одно из них в довольно хорошем состоянии. Тщательная резьба на столбах, которые еще не свалились, сохранилась. Второе — определенно более старое, с менее искусной резьбой на столбах. По телу пробегает дрожь: уж не живем ли мы на кладбище?
Наконец я добираюсь до последнего мыса, который еще мешает мне рассмотреть этот таинственный залив. То, что я увидел, не слишком меня удивляет. Я был к этому готов. Передо мною пролив. Он уходит на юг, глубоко вдаваясь в сушу. Там, где я нахожусь, его ширина Составляет около четырех миль, но дальше сужается до мили, а то и меньше. В восторге предвкушая сенсационное открытие, устремляюсь туда. Но пролив теряется вдали, скрываясь в черной массе непроходимого леса. У меня нет уверенности в том, что это всего-навсего бухта в виде бутылочного горлышка или что пролив, меандрируя среди низких холмов, не выходит на другой берег острова. Но уже поздно, и если я пойду дальше, то не вернусь в лагерь до наступления ночи. Между тем я поклялся Жозе вернуться и обязан сдержать свое слово. Представляю, как она будет волноваться, чувствуя себя совсем немощной и неспособной пойти на розыски, если это окажется необходимым. Но как обидно не пройти еще немного дальше, вон за тот мысок, только до этой купы фиало... Именно этим я занимаюсь в течение часа, а затем останавливаюсь и нехотя поворачиваю обратно. Перед тем как переправиться через реку, задерживаюсь в том месте; где мы провели последнюю ночь нашей экспедиции и обнаруживаю поле дикого гороха. В надежде, что горох окажется съедобным, я собрал его в мешочек. К тому времени, когда я закончил жатву, надел ласты и подошел к краю воды, прилив был почти полным и его мощное течение устремлялось вверх по реке через расселину эстуария. Мне придется туго!
Борюсь, да еще как борюсь, против течения! Меня сносит, бросает в водовороты, а берег, к которому я стремлюсь, уходит от меня все дальше. Почти теряю сознание, но в этот момент чувствую, что дно поднимается. Становлюсь на ноги, опять падаю головой вперед, волны перекатывают меня, как камешек, но наконец я за что-то ухватываюсь. Легкие как в огне, кровь стучит в висках, но я карабкаюсь на высокий берег, в то время как песок обрушивается под ногами. Бросаюсь на песок обессиленный, задохнувшийся и лежу неподвижно, как труп, выброшенный морем.