Но Надин все равно остается при нем. Она похожа на преданную медсестру, которая накладывает ледяные компрессы на лоб чумного больного. Она не в силах помочь ему, не может облегчить ему жизнь. Она бдит у его изголовья, как у изголовья пациента, бредящего в горячке, хотя не уверена, что он осознает ее присутствие.
Сука в брюках наконец выходит из кабины. Надин набирает номер, записанный на ладони. Парижский номер. Какого черта он делает в Париже?
Он тут же снимает трубку — несомненно сидел у телефона.
— Это я, кабина была занята. Что случилось?
— Слишком долго объяснять. В общем, я кое-кого убил.
— Ты кое-кого убил в буквальном смысле слова?
— Я убил Бувье. Все запутано. Мне надо рассказать тебе все. Нам надо повидаться.
— Все нормально? Ты не очень-то взволнован для убийцы.
— Я еще не успел влезть в шкуру убийцы. Если честно, я с того момента только и делаю, что сплю.
— Когда это случилось?
— Вчера.
— Где ты?
— Пригородный отель.
— Нажрался?
— Не хочу тебя расстраивать, но не думаю, что проблема состоит в том, чтобы я прошел тест. Все куда серьезнее.
— Какой-то дурацкий разговор. Хочешь, чтобы я приехала?
— Конечно хочу… Мне надо дать тебе важные бумаги, а ты привезешь мне все необходимое.
— А что будешь делать потом?
— Вначале надо поговорить с тобой. Есть разные ходы. Но я должен объяснить тебе все в деталях, иначе ничего не поймешь.
— Могу сесть на последний экспресс.
Она выходит из кабины, записав адрес отеля и список необходимых вещей, которые должна привезти.
Вновь включает плейер. Она не думает ни о чем. У нее заторможенная реакция.
It's going in ту dark side. It's an emotional wave.[4]
Глава шестая
Войдя в бар, Маню вспоминает: «Камела больше нет». Его отсутствие ощущается именно здесь. Она и не думала встретить его в баре. Телячьи нежности — его отсутствие отзывается пустотой в желудке и комком в горле. Вычеркнут из жизни раз и навсегда.
Ее удивляет собственная уязвимость, способность чувствовать боль. Вначале кажется, что умрешь от пустяковой раны. Считаешь подвигом выстрадать до конца. Потом привыкаешь ко всему, лишь бы выжить. И думаешь, что привык ко всему, когда в дерьме уже с ног до головы. Душа закалена словно сталь.
Она оглядывает зал, и боль тут же отыскивает внутри нее чистое местечко, которое можно завалить грязью.
Она загоняет горечь в дальний закуток мозга и присаживается к стойке. Почти ни одного знакомого. Какие-то типы рубятся в таро на потертом зеленом сукне стола, обмениваясь язвительной руганью.
Какая-то девица лается с кем-то у телефона-автомата, яростно размахивает руками, стоя лицом к стене. На ней черные очки, иногда она завязывает на шее шарфик. Маню не знает, местная она или нет или регулярно заходит сюда за дурью. Она ни с кем не разговаривает. И ползает по полу, когда вечером ее втихую колотит дружок. А с остальными ведет себя как королева.
Маню одним глотком опустошает бокал, надеясь, что сосед по стойке поймет намек.
Видит Лакима, идущего по противоположному тротуару. Тот замечает ее и знаком приглашает выйти. Они вместе уже несколько месяцев. Она не помнит, чтобы выражала хоть малейшее желание быть вместе, но он регулярно находит ее и тащит к себе, словно свою собственность. А она часто слишком пьяна, чтобы принимать решение. Она приспосабливается к обстоятельствам, в том числе и к нему.
И даже по-своему любит его. Хотя он терпеть не может ее такой, какая она есть. Он напрасно надеется, что она изменится ради него. У него свои идеи по поводу жизни, и он надеется, что она согласится с ними. Но у нее имеются причины быть именно такой. Их взаимоотношения похожи на битье головой о стену. Маню повторяет себе, что пока он от души ее трахает, нет смысла думать о разлуке.
Ей нравится, когда он вставляет так, словно хочет порвать ей жопу. Словно ненавидит, словно хочет довести до бешенства, а потом злобно отрывается от нее и кончает ей прямо в глотку. Но ей это нравится, потому что пробуждает самую гнусную часть ее души, ту, которой она сама стыдится, но которая заводит и ее саму. Но за все приходится платить, а он старается каждый раз получить все больше и больше.
— Опять торчишь в баре для педиков? Нечем заняться?
— Шел бы ты…
Он влепляет ей оплеуху. И сам пошатывается от удара. Рядом тормозит машина — водителю не нравится, когда бьют женщин. Он спрашивает у Маню, все ли в порядке, но та огрызается: