— Есть, — процедил Федор сквозь зубы. — Два деревенских дурака напились пьяные. Хорошо, что был дождь и эти идиоты не сожгли лес. Этот Филимон, кажется, всегда был придурковатый, а от водки вовсе спятил. Так?
— Он весь поседел, Федор Карпыч, — сказал управляющий нервно. — От водки?
— А что ж, он первый на свете зеленых чертей ловил? — усмехнулся Федор. — Хороши работники: голь да пьянь. Я не хочу слушать этот бред про леших. Я хочу, чтобы те, кому я плачу, не жрали на работе вино четвертями, а работали. Это просто, кажется?
— Ваше степенство… — Архип, позеленевший с лица, со страшными, черными кругами под глазами, сделал шаг вперед из негустой толпы перешептывающихся лесорубов. — Ваше степенство, дозвольте сказать. Я водки-то отродясь в рот не брал, боже упаси. И Филька был в своем рассудке. Он парень молодой, непутящий, Филька-то, но мы обои были в своем рассудке. И мне бы помереть или помешаться, да я молитвой спасся, ваше степенство. Верно говорю — нечистая сила тута. И вы нас, ваше степенство, не обижайте. Так и скажите, коли место нехорошее. Попа надо звать. А мне больше денег ваших не надо. И ничего не надо — была бы цела одна голова.
— Глупости говоришь, — начал было Федор, но Архип нахлобучил шапку и буркнул:
— Прощения просим, ваше степенство. У нас в роду-то, небось, никто ложку в ухо не нес. А насчет леших не сумлевайтесь. Сами извольте поглядеть.
Он поплотнее запахнул тулуп и направился прочь, вдоль вырубки, к дороге. Федор, управляющий, Игнат и лесорубы одинаково растерянно посмотрели ему вслед.
А заговорил первым не Федор, как можно было ожидать, а Лешка, веселый веснущатый парень из староверского семейства, и обратился он не к Федору, а к собственному старшему брату Титу, угрюмому мужику с надменно-скептическим выражением темного лица.
— Слышь-ка, братка, — ляпнул Лешка в настороженной тишине неожиданно громко. — Батюшка-то осерчает, коль прослышит.
Теперь все повернулись в их сторону.
— Чего это осерчает? — сощурившись, спросил Тит.
— А что мы тут валандаемся… с табашниками да с еретиками… да еще теперя и с бесями[13]…
Тит подумал и кивнул.
— Сбирайся. Домой пойдем.
— Э-э, Тит, — управляющий так возмутился, что не сразу подобрал слова. — Вы ведь и раньше работали вместе с… э-э… с прочими — и ничего…
— Мне бесей видеть неохота, — отрезал Тит. — Ты нам, Антон Поликарпыч, пятерку должен.
— Хорошо, — бросил управляющий со злобой. — С тобой расплатятся. А денежную работу ты потеряешь.
— Душу сберегу — и то будет ладно. Что встал, Лешка?
— Завтра же сюда позовем отца Василия, — сдался Федор. У упрямого сектанта был такой убежденный вид, что мужики слушали уж слишком внимательно.
— Потеха, братка! — хихикнул Лешка. — Час-то от часу не легче! Бесей-то им, чай, мало, так они антихристова слугу скличут!
Мирские глухо заворчали, зато еще пара староверов отделилась от толпы и направилась прочь.
— Не сметь так говорить! — рявкнул управляющий, багровея. — Молчать!
— Чего-й-то ты раскипятился, не самовар, чай? — ехидно спросил Лешка.
— Ах ты…
— Ты, Антон Поликарпыч, его не трог, — холодно бросил Тит. — Он дело бает. Нечего нам тута делать. Вон тут греха-то сколько — все округ беси, будто мухи, засидели. Лешка, пошли, говорю. Будет языком-то чесать. А за пятеркой-то я зайду, Антон Поликарпыч.
И оба удалились, исполненные собственного достоинства. Федор наблюдал за ними в тихом бешенстве. Он мог сколько угодно ненавидеть сектантов за выходки, вроде этой — но это не мешало им быть лучшими, самыми трезвыми и старательными работниками. А теперь они будут болтать про эту дурацкую историю направо и налево…
Федор оглядел толпу сузившимися глазами. Мужики съежились под его взглядом.
— Струсили? — спросил Федор презрительно. — Собственной тени боитесь? В бабьи сказки верите? Ну-ну, убирайтесь. Посмотрим, что скажете, когда подать платить нечем будет. Думаете, от леших бежите, дурачье? Да вы от собственных денег бежите. Ну извольте, никого силой держать не стану. На такие деньги, как я вам плачу, у меня от рабочих отбою не будет.
Мужики молчали.
— Ну, что встали? — крикнул Федор.
— Ваше степенство… Федор Карпыч… — пробормотал Иванка, маленький курносый мужичок с реденькой бесцветной бородкой и таким же реденьким бесцветным чубчиком. — Чего там… мы-то… я бишь вот о чем… вы отца Василья, то есть, просите… скажите, мир, мол, просит…
Оставшиеся согласно закивали.
— Слава Богу, — выдохнул управляющий.
13