Я никогда не забуду следующие полчаса. Мне было непонятно, что задумали губернатор и мистер Лейн, и меня бросало в дрожь при мысли, что что-то пойдет не так. Но с того момента, как мы прошли сквозь арку во двор, все стало двигаться как по маслу. Присутствие губернатора успокоило дежурных надзирателей. Его власть никем не оспаривалась, и нас пропустили немедленно. Мы видели свет в окнах камер смертников и ощущали зловещие приготовления за серыми стенами.
Губернатор приказал впустившим нас надзирателям оставаться с нами и запретил им сообщать о нашем прибытии остальному персоналу тюрьмы. Они повиновались, не задавая вопросов, хотя я видела их любопытные взгляды… Мы остановились в темном углу двора.
Минутная стрелка моих часов ползла еле-еле. Отец не переставая что-то бормотал себе под нос.
По напряженному выражению лица Друри Лейна я понимала, что важной частью его плана было ждать буквально до последнего момента перед началом казни. Конечно, опасность для Доу была минимизирована присутствием губернатора, но меня это не очень утешало, и я испытывала все большее стремление с криками протеста помчаться к мрачному зданию…
Без одной минуты одиннадцать губернатор напрягся и что-то сказал надзирателям. После этого мы все поспешили через двор.
Ровно в одиннадцать мы ворвались в блок приговоренных, а в одну минуту двенадцатого мрачный, как сама судьба, губернатор Бруно отодвинул в сторону двух надзирателей и распахнул дверь комнаты смерти.
Мне навсегда запомнился ужас, отразившийся на лицах находившихся там людей при нашем появлении. Казалось, мы были вандалами, осквернившими святилище храма весталок,[62] или филистимлянами,[63] топчущими напрестольную ткань в иерусалимском храме. Впрочем, мои воспоминания достаточно эпизодичны. Каждый момент — выражение лица, кивок или жест — словно существовал сам по себе.
От возбуждения я забыла, что эта сцена, в которую мы внесли небывалый драматический элемент, вероятно, не имела прецедентов в истории казней.
Я видела все и всех. Аарон Доу с закрытыми глазами сидел на электрическом стуле: один надзиратель связывал ему ноги, другой — торс, третий — руки, а четвертый натягивал повязку на глаза. Все четверо застыли разинув рот. Начальник тюрьмы Магнус, стоя с часами в руке в нескольких футах от стула, не двинулся с места. Отец Мьюр, едва не падая в обморок от волнения, прислонился к одному из трех других надзирателей. Присутствовали также трое судебных чиновников, двенадцать свидетелей — среди которых я с ужасом увидела Илайхью Клея, но сразу вспомнила, что говорил Джереми, — два тюремных врача и палач, теребивший левой рукой какой-то аппарат в своей нише…
— Начальник тюрьмы, остановите казнь! — резко приказал губернатор.
Аарон Доу открыл глаза, в которых застыло удивление. Словно по сигналу, актеры живой картины ожили. Четыре надзирателя вокруг электрического стула выглядели ошеломленными и вопрошающе обернулись к начальнику тюрьмы. Магнус недоуменно заморгал, тупо уставясь на циферблат своих часов. Отец Мьюр издал невнятный возглас, и его бледные щеки порозовели. Остальные смотрели друг на друга. В комнате началось бормотание, которое сразу же прекратилось, когда Магнус шагнул вперед и сказал:
— Но…
— Господин начальник, Аарон Доу невиновен, — быстро прервал его Друри Лейн. — У нас имеются новые свидетельские показания, полностью оправдывающие его от обвинения в убийстве, за которое он приговорен к смерти. Губернатор…
Происшедшее потом также было беспрецедентным. Обычно после отсрочки казни губернатором на пороге комнаты смерти приговоренного сразу уводят в его камеру, а свидетелей и других присутствующих отпускают с извинениями, и все на этом заканчивается. Но сейчас был особый случай. Все спланировали до мелочей. Я не сомневалась, что замысел требовал откровений на месте несостоявшейся казни. Но чего надеялись добиться этой мелодраматичной процедурой губернатор и мистер Лейн?
Очевидно, все были слишком ошарашены, чтобы протестовать, а если кто-то из чиновников сомневался в законности происходящего, решительно выпяченный подбородок губернатора Бруно вынудил его молчать… Затем старый джентльмен, заняв место рядом с электрическим стулом, на котором неподвижно сидел маленький человечек, вырванный из когтей смерти, заговорил, и после первого же его слова в публике воцарилось молчание.
Быстро, кратко и куда более четко, чем делала я, излагая свои теории, Друри Лейн объяснил, почему Аарон Доу, будучи левшой, не мог убить сенатора Фосетта и почему настоящий убийца должен быть правшой.
— Следовательно, — продолжал старый джентльмен своим глубоким и волнующим голосом, — логично предположить, что убийца, намеренно используя левую руку, стремился приписать свое преступление Аарону Доу — как говорится, «подставить» его.
Теперь прошу внимания, джентльмены. Для того чтобы подставить Аарона Доу, что именно убийца должен был знать о нем? Судя по фактам, три вещи.
Первое. Он должен был знать, что у Доу парализовало правую руку после заключения в Алгонкин и он мог пользоваться только левой.
Второе. Что Доу действительно намеревался посетить сенатора Фосетта в вечер убийства и, следовательно, что его в тот день официально освободили из тюрьмы.
Третье. Что у Доу был мотив для убийства сенатора Фосетта.
Давайте рассмотрим эти пункты по порядку. Кто мог знать, что Доу потерял способность пользоваться правой рукой в Алгонкине? Начальник Магнус говорил нам, что в течение двенадцати лет Доу никто не посещал, он не получал никаких писем и не отправлял их по официальным каналам. Через незаконный канал, предоставленный Тэббом, помощником тюремного библиотекаря, Доу отправил только одно письмо — первую шантажирующую записку, адресованную сенатору Фосетту, содержание которой нам известно. В ней ничего не говорилось о его руке. Более того, Доу ни разу не покидал стен тюрьмы с того времени, как его правую руку парализовало десять лет назад, и до официального освобождения. У него не было ни семьи, ни друзей.
Правда, был один человек из внешнего мира, который видел Аарона Доу в течение этого периода. Я имею в виду самого сенатора Фосетта, посещавшего тюремную мастерскую — тогда Доу и узнал его.
Но сейчас, на основании имеющихся показаний, у нас есть причины верить, что сенатор не узнал Доу. К тому же едва ли вероятно, что в комнате с несколькими заключенными он мог не только заметить Доу, но и запомнить, что с его правой рукой что-то не так. Поэтому мы можем сбросить со счета эту возможность. — Друри Лейн улыбнулся. — Иными словами, мы имеем право утверждать, что о потере Доу способности действовать правой рукой мог знать только человек, связанный с тюрьмой, — заключенный, надзиратель, служащий или кто-то из гражданских лиц, работающих в Алгонкине.
До этих выводов я дошла самостоятельно — возможно, не настолько четко, но я видела указания и догадывалась, что будет дальше. Остальные застыли, как будто их ноги были вмонтированы в цементный пол.
— Есть и альтернативное объяснение, — продолжал мистер Лейн. — Человек, оклеветавший Доу и, следовательно, знавший, что тот стал левшой в Алгонкине, приобрел эту и прочую информацию, касающуюся Доу, от своего сообщника внутри тюрьмы.
Одно из этих объяснений верно. Которое? Сейчас я продемонстрирую, что более убедительная теория — подставивший Доу был лично связан с Алгонкином — является правильной. На письменном столе убитого сенатора было пять запечатанных конвертов. Один из них содержал важный ключ, которым я не смог бы воспользоваться, если бы мисс Пейшнс Тамм в своем восхитительно точном отчете о первом убийстве не сообщила мне о нем. На этом конверте остался след скрепки — даже два следа, один слева, а другой справа. Однако, когда окружной прокурор вскрыл письмо, внутри была обнаружена только одна скрепка! Как же она могла оставить два разных отпечатка в противоположных сторонах конверта?
63
Филистимляне — народ, населявший с XII в. до н. э. юго-восточное побережье Средиземного моря и враждовавший с иудеями.