Казалось бы, эта гиперсексуальность сама по себе должна обеспечить «инстинктивное» возникновение оргазма у любой женщины при каждом половом акте. Однако это не так. Исследования современных сексологов показывают, что женский оргазм, в отличие от мужского, это явление не столько биологически прирожденное, сколько вырабатываемое в результате достаточно продолжительной сексуальной практики (причем для большинства женщин лучше, чтобы это было с одним и тем же партнером). Это феномен не столько «генитальный», сколько эмоциональный и «мозговой», во многом зависящий от высшей нервно-психической деятельности. Между тем в традиционных обществах большинство женщин с момента вступления в брак оказывались замкнутыми в цикл непрерывных беременностей и вскармливаний очередного ребенка, а эти периоды считались запретными для сексуальных сношений — так диктовала религиозная и общепринятая половая мораль. Кроме того, для мужа это было, вероятно, и основным побудительным мотивом для поисков внебрачных связей. Так что частота сексуальных контактов на протяжении активного возраста для абсолютного большинства женщин была не так уж и велика.
Кроме того, для множества женщин в большинстве традиционных культур и на протяжении большинства периодов истории получение сексуального наслаждения было внутренне связано со страхом возникновения повторяющихся беременностей, а потому — смерти, учитывая значительный процент женщин, погибавших при родах, и очень высокие, преобладающие показатели детской смертности. «Поэтому разрыв этих связей был феноменом с поистине радикальным подтекстом. Кто-то может сказать, что СПИД возобновил связь сексуальности со смертью, но это уже не является возвратом к прежней ситуации, поскольку СПИД не делает различия между полами»[35].
Нельзя не учитывать и особенностей воспитания в традиционную эпоху. На обсуждение темы сексуальных отношений с детьми (в особенности с девочками) накладывалось почти абсолютное табу. В ходе первичной социализации с помощью самых разнообразных информационных источников у ребенка постепенно формировалось представление об этой стороне жизни как о чем-то темном, пугающем и нечистом. Многие женщины выходили замуж, фактически совершенно не имея никаких знаний о сексе, не зная, что делать с нежелательными для них побуждениями мужчин, и вынуждены были терпеть это. Поэтому мать обычно говорила дочери: «После твоей свадьбы, дорогая, с тобой будут проделывать неприятные вещи, но ты не обращай внимания, я всегда так и делала»[36].
Сегодня, напротив, как специальные, так и популярные сексологические издания гораздо больше внимания проявляют к изучению проблем женского оргазма, нежели мужского. Причем в большинстве из них значительная степень ответственности за возбудимость женщины и возникновение у нее оргазма возлагается на партнера-мужчину. Так что и эта сторона сексуальной революции оказывается достаточно тесно связанной с исчезновением двойного стандарта. Она радикальным образом оказывает влияние на формирование и массовое распространение новых представлений о женственности (феминности) и мужестве (маскулинности).
Следует подчеркнуть, что революционная сущность этого аспекта сексуальной революции (да и большинства других) состояла вовсе не в том, что прежде его не существовало, а теперь он появился. Вероятно, всегда, во все исторические эпохи, существовала немногочисленная категория женщин, чья сексуальная практика была иной, нежели у большинства, — во всяком случае, такой, что позволяла им испытывать сексуальное наслаждение. Революционность здесь состоит, прежде всего, в возникновении описываемого феномена в массовых масштабах. Это во многом становится возможным, в частности, и благодаря беспрецедентному повышению уровня открытости вопросов сексуальной практики для широкого обсуждения.
Для более глубокого понимания всех обсуждаемых проблем, связанных с сексуальной революцией, ее факторами и последствиями следовало бы постоянно помнить об экспоненциальном характере социально-эволюционного развития. В самом деле, этап собственно социально-эволюционного развития, занимающий, по некоторым данным, не более 40 тысяч лет[37], — это всего лишь одна тысячная часть от 40-миллионнолетнего эволюционного пути биологического развития от древнейших приматов до homo sapiens[38].
37
См. напр.: