Задавая выдающуюся роль своего представления о зависти к пенису, работы Фрейда вряд ли могут служить источником вдохновения для феминистских авторов. Фактически столкновение между фрейдизмом и психоанализом проявило себя в качестве источника важных и оригинальных вкладов в психологическую и социальную теорию[160].
Однако главное разделение развивалось между работами авторов — таких как Юлия Кристева, Люси Айригерей, — испытавших на себе влияние Жака Лакана и взглядов пост-структурализма, а также тех авторов — таких как Ненси Ходороу, Дороти Диннерштейн или Керол Джиллиген, — которые находились в большей степени под влиянием школы объектных отношений. В каком-то смысле различия между этими точками зрения глубокие, а в каком-то ими можно и пренебречь. Менее важным фактором является тот, который на поверхности вещей выглядит наиболее значительным: влияние пост-структурализма.
Я надеюсь, что читатель, незнакомый с этими материями, простит мне то прегрешение, что в следующих двух или трех параграфах будет применяться более требовательный словарь, нежели тот, которым я стремился пользоваться в остальных частях текста. В соответствии с пост-структуралистскими воззрениями ничто не имеет сущности; все структурировано в мобильной игре сигнифайеров[161].
Будучи преломленной через феминистские дебаты по поводу использования Фрейда, эта точка зрения становится выражением критики «эссенциализма». (Эссенциализм (essentialism) — точка зрения, что философия или наука способны достичь абсолютной истины и представить ее в виде неких сущностных (от essence — сущность) свойств исследуемых объектов. Сегодня этому понятию чаще придается негативный оттенок, поскольку акцент делается на временной или условной природе знания — примеч. перев.).
Если определять значения негативно, через то, чем они не являются, тогда «сексуальная идентичность» и «самоидентичность» — это в более общем виде неправильные употребления терминов: они подразумевают ложное единство. Такой взгляд находит дальнейшую поддержку в утверждении Лакана о «расщеплении»: субъект демонстрирует себя лишь через ложное осознание.
Критика «эссенциализма», по моему мнению, в любом случае базируется на неуместном использовании теории языка[162].
Значение, конечно, определяется через различие — но не в бесконечной игре сигнифайеров, а в прагматическом контексте использования.
Не существует абсолютно никаких причин, по которым на уровне логики признание контекстно-зависимой природы языка могло бы аннулировать целостность идентичности. Вопрос «эссенциализма» сбивает с толку, сохраняясь как эмпирический вопрос о том, насколько незначительной или фрагментарной является самоидентичность и насколько далеко простираются врожденные качества, с помощью которых стремятся дифференцировать мужчину и женщину.
Более последовательным является статус тезиса Лакана, присвоенный, по меньшей мере, некоторыми из феминистских авторов, о том, что женщины специфическим образом исключены из области символического языка как такового. Например, в соответствии с Айригерей, какой бы ни была ее критика Лакана, не существует экономии обозначений (в оригинале — signifying economy — примеч. перев.) для женственного: женственность — это «дыра» в двояком смысле.
160
Одно из лучших обсуждений этой темы см. в Teresa Brennan: Between Feminism and Psychoanalysis. — London: Routledge, 1989.
161
162