Избавленные от условий войны, мужчины сегодня, возможно, более проявляют насильственное поведение в отношении женщин, нежели в отношении друг друга. Существуют многие типы мужского сексуального насилия, но по меньшей мере некоторые из них имеют последствия, отмеченные выше: они делают сексуальность эпизодической. Это могло бы считаться принципиальной характеристикой (хотя, конечно, не только это), которая связывает такое насилие с порнографией. Если все так, то отсюда следует, что порнографическая литература, или добрая часть ее, является частью гегемонистской системы господства, где сексуальное насилие выступает скорее вторичной поддержкой, нежели образцом фаллической власти.
Конечно, было бы абсурдным заявлять, что существует единая норма маскулинности, и было бы ложным предполагать, что все мужчины сопротивляются натиску изменений. Более того, сексуальное насилие не ограничивается деятельностью мужчин. Женщины весьма часто применяют физическое насилие к мужчинам в домашних условиях; насилие представляется не часто встречающейся чертой лесбийских отношений, во всяком случае в некоторых контекстах. Исследования женского сексуального насилия в Соединенных Штатах описывают случаи лесбийских изнасилований, физического избиения и угроз с применением пистолетов, ножей и другого смертоносного оружия[178].
Большинство мужчин, которые писали Мэри Стоупс, заботились о разрешении своих сексуальных проблем, для того чтобы повысить удовлетворенность своих партнерш. Многие из мужчин, наносящих регулярные визиты проституткам, желают играть пассивную, а не активную роль, независимо от того, включает ли это в Себя реальную мазохистскую практику. Некоторые мужчины-геи находят для себя величайшее наслаждение в покорности, но многие способны также к выполнению роли покорителя. Они в большей степени, чем многие гетеросексуалы, преуспели в изоляции дифференциальной власти и отграничении ее от арены сексуальности как таковой.
«Существуют фантазии, — как выражает это один мужчина-гей, — которые заманивают нас в ловушку, и фантазии, которые освобождают нас... Сексуальные фантазии, когда они используются сознательно, могут создавать контрпорядок, что-то вроде ниспровержения и маленького пространства, где мы можем найти убежище, особенно когда они отметают все эти чистенькие и подавляющие различия между активными и пассивными, маскулинными и феминными, господствующими и подчиняемыми»[179].
Если бы мы принимали тот принцип, что каждый пол есть то, чем другой не является, то было бы очень простым делом провести различие между мужской и женской сексуальностью. На деле все обстоит не так ясно, поскольку все дети разделяют общие сходства в психосексуальной эволюции, в особенности в ранние периоды своей жизни. З. Фрейд, какими бы ограниченными ни казались его идеи с современной точки зрения, был первым, кто сделал это очевидным. Маленькие девочки имеют такие же эротические истории, что и маленькие мальчики, хотя, по Фрейду, причина состоит в том, что их ранняя сексуальность, как он утверждал, «имеет всецело маскулинный характер»[181].
Различия вторгаются, когда оба пола осознают, что маленькая девочка чего-то лишена; каждый из них начинает думать, что она была кастрирована.
С точки зрения Фрейда, говоря психологически, существует лишь один генитальный орган — тот, которым обладает мужчина. Хотя гениталии девочки вначале безразличны для мальчика — до тех пор, пока не выдумана угроза кастрации, — она быстро начинает понимать, что ей не хватает пениса, и она хочет иметь его. Даже на стадии эдипова комплекса переживания девочки не являются прямо комплементарными переживаниям мальчика. Поскольку, как утверждает Фрейд, «только в детях мужского пола происходит роковое соединение любви к одному из родителей с ненавистью к другому как сопернику»[182].
Девочка отворачивается от матери и стыдится отсутствия у нее пениса, хотя она не может таким же образом идентифицировать себя с отцом или перенести на него свою агрессию.
В своих «изменениях» Фрейда авторы, писавшие с такой же точки зрения, вводят большую комплементарность, нежели предполагалось в оригинальной фрейдистской позиции. В соответствии с ними девочка сохраняет те черты психосексуального развития, от которых мальчик отказался; мальчик же развивает такие характеристики и инструментальные аттитюды к миру, которыми девочка не обладает или которые вырабатываются у нее лишь в слабой степени. Отношение матери к мальчику с самого начала отличается от того, которое складывается у нее к девочке. Она обращается с ним как с более особым существом, нежели с девочкой, которую любят в более «нарциссистской» манере[183].
180
181
183