В целом поздние разработчики несли меньшие биологические издержки. Как только появлялись новые знания об эпидемиях и способах борьбы с ними, крупные города избавлялись от "избыточной смертности" и становились более здоровыми местами для жизни, чем сельская местность. Это можно продемонстрировать как для Германии, так и для колоний, таких как Индия, где, например, Калькутта, Бомбей и Мадрас приобрели хотя бы часть санитарных улучшений британских городов. В обоих случаях новая тенденция началась в 1870-х годах. Распространение медицинских и гигиенических знаний, а также технологий канализации и водоснабжения было, по крайней мере в Европе, "транснациональным" процессом; инновациям требовалось всего несколько лет, чтобы пересечь границы. Например, современный водопровод строился британскими фирмами в Берлине с 1853 года, а в Варшаве - с 1880 года. Британия была пионером в области законодательства о здравоохранении, но на его внедрение ушло довольно много времени. Германия же, опоздавшая с развитием промышленности, быстро приняла новые санитарные меры еще до того, как они были закреплены в законодательстве. Здесь власти применили свое традиционное право на вмешательство. Высокая административная компетентность прусских правительств оказалась преимуществом, тогда как в Англии влиятельные плательщики среднего класса не желали брать на себя дополнительные расходы, а слабые муниципальные власти долгое время не могли им противостоять.
Внедрение систем здравоохранения оказало глубокое влияние на весь мир. Новый поворот был ощутим даже в тех странах, где традиционные методы лечения были хорошо опробованы, признаны и пользовались доверием большинства населения. Традиционная медицина, например, в Африке или Латинской Америке, отличалась ярко выраженным индивидуализмом, связанным с достоинствами и возможностями конкретных харизматичных целителей. Для внедрения систем общественного здравоохранения существовали три предпосылки: (1) новое определение задач государства и желание выделить на них ресурсы; (2) наличие биомедицинских знаний, включая их практические последствия; (3) ожидание гражданами того, что государство должно заниматься вопросами здравоохранения.
Интеллектуальная теория микробов, разработанная Луи Пастером и получившая признание в Европе с 1880-х годов, дала научное обоснование наблюдениям таких практиков, как Джон Сноу, подняв политику развития общественной гигиены над партийно-политической борьбой. Первые инициативы, несмотря на то, что были "благими намерениями", опирались на шаткие предпосылки и не приводили к обобщающим выводам. Только теория микробов утвердила чистоту как высший приоритет, сделав Homo hygienicus творением бактериологии. Такие ученые, как Пастер и Роберт Кох, стали культурными героями эпохи. Болезнь была оторвана от привычных экологических, социальных, политических и религиозных контекстов, а здоровье было провозглашено высшей ценностью. Средние классы и все большее число людей из других слоев общества усвоили это отношение. Улучшение санитарных условий, вероятно, сыграло большую роль в снижении смертности в Европе и Северной Америке, чем в других странах мира, где до сих пор предпринимаются попытки достичь сопоставимых результатов с помощью более простых и дешевых технологий. Универсальность целей не сопровождалась универсализацией средств. Влияние Запада, таким образом, было дифференцированным.