Профессионализация истории, от которой нет возврата, привела к тому, что история в более широком масштабе теперь часто остается за социальными науками. Социологи и политические теоретики, сохранившие интерес к глубинам времени и просторам пространства, взяли на себя ответственность за изучение основных исторических тенденций. У историков есть приобретенная предрасположенность избегать поспешных обобщений, монокаузальных объяснений и броских всеобъемлющих формул. Под влиянием постмодернистского мышления некоторые считают невозможным и неправомерным составление "больших нарративов" или интерпретацию долгосрочных процессов. Тем не менее, написание всемирной истории предполагает попытку извлечь из детальной работы в специальных областях некоторую интерпретационную компетенцию и авторитет, заметные в глазах общественности. Всемирная история - это одна из возможных форм историографии, которую время от времени следует опробовать. Риск ложится на плечи автора, а не читающей публики, которая защищена от надувательства и шарлатанства бдительностью профессиональной критики. Но остается вопрос, почему это должно быть делом рук одного человека. Почему мы не должны довольствоваться многотомной коллективной продукцией "академической фабрики" (Эрнст Троельч)? Ответ прост. Только централизованная организация проблем и точек зрения, материала и интерпретаций может рассчитывать на удовлетворение конструктивных требований, предъявляемых к написанию всемирной истории.
Знать все, что можно знать, не является ключевой квалификацией мирового историка или глобального историка. Никто не обладает достаточными знаниями, чтобы проверить правильность каждой детали, одинаково справедливо отнестись к каждому региону мира или сделать полностью адекватные выводы из имеющегося массива исследований в бесчисленном множестве различных областей. По-настоящему важными являются еще два качества: во-первых, чувство пропорций, противоречий и связей, а также ощущение того, что может быть типичным и репрезентативным; во-вторых, скромное и почтительное отношение к профессиональным исследованиям. Историк, временно перешедший на роль глобального историка - он должен оставаться специалистом в одной или нескольких специальных областях, - не может иначе как "заключить" в несколько предложений кропотливую и трудоемкую работу других. В то же время труды глобальных историков будут бесполезны, если они не будут стараться идти в ногу с лучшими исследованиями, которые не всегда являются самыми последними. Всемирная история, безвольно и некритично воспроизводящая давно опровергнутые легенды с пафосным взмахом руки, выглядит просто нелепо. Как синтез синтезов, как «история всего» она была бы грубой и утомительной.
Эта книга - портрет эпохи. Способы ее изложения в принципе могут быть применены и к другим историческим периодам. Не претендуя на полноту и энциклопедичность изложения столетия мировой истории, она предлагает себя в качестве интерпретационного изложения, богатого материалом. Эту позицию она разделяет с книгой сэра Кристофера Бэйли "Рождение современного мира", вышедшей на английском языке в 2004 г. и двумя годами позже на немецком, которая по праву считается одним из немногих удачных синтезов всемирной истории в поздний современный период. Настоящий том - не анти-Бэйли, а альтернатива, исходящая из родственных побуждений. Обе книги отказываются от регионального деления на нации, цивилизации или континенты. В обеих книгах колониализм и империализм рассматриваются как настолько важный аспект, что вместо того, чтобы рассматривать его в отдельной главе, он остается в поле зрения на протяжении всей книги. Оба исходят из того, что нет резкого различия между тем, что Бэйли в подзаголовке своей книги называет "глобальными связями" и "глобальными сравнениями"; их можно и нужно сочетать друг с другом, и не все сравнения нуждаются в защитной оболочке строгой исторической методологии. Контролируемая игра с ассоциациями и аналогиями иногда, хотя и далеко не всегда, дает больше, чем перегруженные педантизмом сравнения.