Часы стали эмблемой западной цивилизации. В Японии из-за отсутствия карманов их сначала носили на шее или на поясе. Император Мэйдзи награждал карманными часами, изготовленными сначала в США, лучших студентов года. К 1880 г. в Латинской Америке часы, наряду со шляпой, корсетом на шнуровке и вставными зубами, стали считаться символом статуса высших классов, ориентированных на Запад. В Османской империи ничто так не демонстрировало решимость государственных и общественных элит внедрить модернизацию по западному образцу, как общественные башни с часами, которые султан Абдулхамид II приказал построить в крупных городах в последней четверти XIX века. Британцы сделали то же самое в своей мировой империи - например, по случаю бриллиантового юбилея королевы Виктории в 1897 году. Такие башни, являясь светским и культурно нейтральным ответвлением церковных башен с часами, делали время видимым и в большинстве случаев слышимым. Китай, в свою очередь, до конца ХХ века довольствовался барабанными башнями и их чисто акустическим сигналом времени.
Распространение механической хронометрии способствовало квантификации и продолжению трудовых процессов. В доиндустриальном мире, утверждал Э.П. Томпсон в своем знаменитом эссе, труд протекал неравномерно и неравномерно. Однако в XIX веке, по мере усиления разделения труда и организации производства в рамках все более крупных и капиталоемких фирм, предприниматели и рыночные силы навязывали более строгий режим времени и более продолжительный рабочий день. Рабочие, перешедшие из сельского хозяйства или ремесла на первые фабрики, оказались подчинены странной новой концепции абстрактного времени, представленного часами, колоколами и штрафами. Это звучит правдоподобно, тем более привлекательно, что ставит английских фабричных рабочих в ситуацию социальной дисциплины и культурного отчуждения, аналогичную той, в которой находились рабочие в более поздних индустриальных странах или порабощенных колониях. Тезис Томпсона с его критикой современности, таким образом, оказывается универсальным. Часы повсеместно стали оружием модернизации. Однако, судя по всему, это произошло позже, чем утверждал Томпсон. Ведь даже в Великобритании часы, показывающие точное время в соответствии со стандартными нормами, вошли в повседневный обиход только к концу XIX века.
Хорошо бы разделить количественную и качественную стороны этого спора. Уже Карл Маркс считал, что рабочий день заметно удлинился, а многие другие свидетели-современники подтверждают, что начало промышленного фабричного производства часто или почти всегда было связано с увеличением количества часов, отработанных человеком; в ранний период появления хлопкопрядильных машин нормальным считался рабочий день продолжительностью до шестнадцати часов. Правда, полную картину трудно выявить даже с помощью точных и детальных методов и количественных процедур, доступных исторической науке, но скрупулезные исследования позволили установить явный рост продолжительности рабочего дня, по крайней мере, для раннего периода индустриализации Англии вплоть до 1830 года. Эта тенденция роста, продолжавшаяся примерно восемь десятилетий, сопровождалась ростом числа владельцев часов и хронометров, благодаря чему фабричные рабочие лучше осознавали предъявляемые к ним количественные требования. Борьба за сокращение рабочей недели предполагала, что рабочие имеют представление о своей реальной производительности. С часами в руках они могли проверить, насколько велики требования капиталистов.