Вплоть до 1870-х гг. европейские теоретики права использовали цивилизационный стандарт для критики варварства в других странах мира, но о широкомасштабном вмешательстве с целью его непосредственного применения еще не задумывались. Даже открытие Китая, Японии, Сиама и Кореи с помощью войны или канонерской дипломатии рассматривалось не столько с точки зрения общей цивилизаторской миссии, сколько как необходимая мера для облегчения межгосударственных отношений. Так, например, договорно-портовая система, установленная в 1842 г., была не столько триумфом Запада, сколько компромиссом. Китай был вынужден предоставить иностранцам особые экстерриториальные права, но на него не оказывалось давления с целью изменения всей его правовой системы; вестернизация китайского права была бы длительным процессом, который начался только после 1900 года и не завершен по сей день. В XIX веке следующим шагом Запада, последовавшим за "открытием", стало требование реформ в некоторых конкретных областях права: собственность и наследование, а также брачные отношения были приведены в соответствие с "цивилизованными" обычаями в таких странах, как Бразилия и Марокко.
Рынок и насилие
Вторым основным инструментом цивилизаторской миссии викторианцев был рынок. В либеральной утопии, где страсти укрощались интересами, рынок делал народы мирными, воинов - ненужными, а людей - трудолюбивыми и амбициозными. Но в XIX веке возникла новая идея: рынок - это естественный механизм создания богатства и распределения жизненных шансов. Для максимального развития человеческих способностей в любой культуре необходимо лишь убрать мешающие традиции и отказаться от вмешательства в саморегулирующиеся системы. Классический либерализм предполагал, что любой человек с энтузиазмом откликнется на рыночные стимулы, паровой транспорт и телеграфная связь вовлекут рынки во все более широкие сферы деятельности, а викторианская торговая революция даст о себе знать в планетарном масштабе. Не все экономисты середины XIX века разделяли этот наивный оптимизм. Остроумные наблюдатели за обществом вскоре увидели, что рыночная экономика не обязательно будет служить совершенствованию человека или повышению общего уровня нравственности. Рынок цивилизовал одних, но оставил нетронутыми других, а в третьей группе выявил самые уродливые стороны человеческой натуры. Как подозревали Джон Стюарт Милль и некоторые его современники, Homo oeconomicus также требовал определенного образования и зрелости. С политической точки зрения это был обоюдоострый аргумент: с одной стороны, он был направлен на предотвращение последствий, которые могли бы возникнуть, если бы досовременные экономические культуры вдруг столкнулись с беспрепятственной конкуренцией; с другой стороны, он мог означать, что необходим опекающий колониализм, чтобы открыть осторожный путь к экономической современности для неевропейцев. В колониальной реальности лозунг "обучение для работы" часто означал много работы и мало образования.
Рыночная экономика, право и религия - вот три столпа, на которых базировалась британская цивилизационная миссия, наиболее эффективная в своем роде. Во французском случае, хотя и не так явно, как в других странах, дополнительным аспектом стала ассимиляция к высокой культуре колониальной державы. Конкретные цивилизационные инициативы различались не только по странам, но и по срокам, основным организациям, местным условиям и степени ощущаемого культурного разрыва. Если этот разрыв считался непреодолимым, то кандидаты в цивилизаторы оказывались неспособными соответствовать требованиям "вышестоящей" культуры, а потому вскоре считались бесполезными и ненужными. Репрессии, маргинализация и даже физическое уничтожение были возможными последствиями, но они были исключительными даже в эпоху высокого империализма. Ни одна колониальная держава не была рационально заинтересована в систематическом геноциде в мирное время. Однако бельгийский король Леопольд II допускал масштабные злодеяния в своем эвфемистически названном Свободном государстве Конго начиная с 1880-х годов, а немецкие войска сознательно совершали их в 1904-5 годах против народов гереро и нама Юго-Западной Африки. Некоторые колониальные войны той эпохи - например, завоевательная война США на Филиппинах - велись с такой непреодолимой жестокостью, что историки используют для их описания термин "геноцид".