В XIX веке историки, особенно европейские, увлеклись изучением роли миграции в возникновении наций. Частым источником вдохновения служила история троянского героя Энея, который после долгой одиссеи обосновался в Италии. Германские племена в эпоху великих переселений, дорийцы в древней Греции, норманны в Англии после 1066 года - все они заняли почетное место в новоиспеченных национальных историях. Азиатские народы также развивали представления о своем прошлом и представляли себе приход своих предшественников, в основном с севера. Оседлые общества XIX века уверяли себя в своем мобильном происхождении, а новые общества, такие как Австралия, возникали на основе мобильности то там, то здесь. Иммиграционное общество", о котором так часто говорят сегодня, на самом деле было одной из величайших инноваций XIX века, краеугольным камнем которой стала мобильность. Миграция имеет три тесно связанных между собой аспекта: исход и создание нового сообщества (мотив "Мэйфлауэра"), выживание за счет дальнейшего притока иммигрантов и экспансивное освоение новых пространств. Миграции XIX века представляют собой три различных временных пласта. Они могли быть продолжением завершенных процессов раннего Нового времени, могли опираться на движения, уходящие в прошлое, например, насильственное перемещение рабов, или же включать в себя поток сил, появившихся в самом XIX веке в связи с транспортной революцией и созданием капиталистических возможностей для трудоустройства. Эти потоки не всегда следуют политической хронологии: 1914 год стал для многих из них ключевым поворотным пунктом, но еще более решающим стала Великая депрессия, начавшаяся в 1929 году.
Ранние современные корни европейской эмиграции
Зарубежная эмиграция уже была характерной чертой Европы раннего Нового времени. В то время, когда правители Китая и Японии сделали практически невозможным выезд своих подданных за границу, европейцы разъезжались по всему миру. Англия и Нидерланды были двумя европейскими странами, которые отправляли за границу наибольшую часть своего населения: первая - в подавляющем большинстве в Новый Свет, вторая - в Азию. Испания занимала третье место, а эмиграция из Франции, самой густонаселенной страны к западу от царской империи, вообще не была отмечена. Многие эмигранты впоследствии вернулись, и их опыт обогатил социальную и культурную жизнь в родной стране. Из 973 тыс. человек (половина из них - немцы или скандинавы), отправившихся в Азию в период с 1602 по 1795 гг. на службу в голландскую Ост-Индскую компанию, более трети вернулись в Европу. Не все оставшиеся на родине дожили до создания семьи.
На самом деле в тропиках не было самовоспроизводящихся основных европейских поселений. 750 тыс. испанцев, оставшихся в Новом Свете, в основном селились в нетропических высокогорных районах, где они не подвергались серьезной угрозе здоровью. Они сформировали испанское общество, которое успешно утвердилось за счет естественного роста, достигнутого благодаря метисации с женщинами коренного населения, а также некоторого притока из родной страны, который со временем увеличивался. Португальский опыт был совершенно иным. Португалия была гораздо меньшей страной, ее население до 1800 г. никогда не превышало трех миллионов человек. Однако ее эмиграция в период с 1500 по 1760 гг. оценивается максимум в 1,5 млн. человек - вдвое больше, чем у испанцев. В золотом шестнадцатом веке Португалия имела многочисленные базы в Азии, Африке и прибрежной Бразилии, но все они предлагали условия хуже, чем мексиканских или перуанских нагорий. Португалия - и в этом она напоминала Нидерланды - гораздо чаще, чем Испания, экспортировала неквалифицированную рабочую силу; это не было основой для формирования креольских обществ. Нидерланды также придерживались стратегии отправки иностранцев в самые нездоровые районы тропиков. Вообще в колониальной истории мы часто встречаем "третьи" группы населения, помимо колонизируемых и представителей колонизирующей нации. Например, в конце XIX века в некоторых департаментах Алжира испанцев проживало больше, чем французов.