Давайте представим себе, какие чувства вызывала у Дракулы церковь? Церковь, переполненная до краев как раз теми пороками, которые вызывали у Тепеша неудержимое желание хвататься за меч и кол.
Был ли он против христианства? Вряд ли. Ведь строил же он храмы, и даже были случаи его милостивого отношения к служителям Христа. И в их среде он тоже орудовал своей чистильщицей-косой, с ненавистью уничтожая тех, кто в его глазах порочил человеческое и богослужебное достоинство.
Древнеславянская вера, к которой, как будет доказано ниже, принадлежал Тепеш, никогда не требовала от своих адептов брезгливости или надменности по отношению к другим религиям. Наоборот. Она, как мать, породившая множество детей, принимает в свои объятия каждого, кто верен религиозным идеалам. И, разумеется, гонит прочь оборотней, которые натягивают на себя притворную личину христианства ли, магометанства ли, демонопоклонничества ли. Вероятно, с точки зрения верности своей духовной матери — Славянским Ведам — Дракула ненавидел церковное притворство. А в чем он не мог себя сдержать, так это в кровопускании притворщикам. А тем самым и сам по несдержанности стал предателем Славянской Веды, не поощряющей ни казней, ни пыток.
Скор на руку был Влад Тепеш в своих расправах с предателями, подхалимами и лентяями, и пересказ его поступков сохранили румынские тексты пятисотлетней давности. Вот несколько отрывков, взятых из литературного наследия И. Испиреску.
«Не знаю, за что, но пришлый греческий монах, из тех, что недавно начали бродить по стране, возненавидел бедного румынского священника, человека справедливого и богобоязненного, и поносил его на чем свет стоит. Когда они встречались, сразу же начинался обмен любезностями, переходивший в горячую словесную перепалку. Греческий монах обзывал священника дураком и хулил румын. Священник ему сказал:
— Если румыны тебе кажутся глупыми и неотесанными, почему же ты не возвратишься в свою страну к тонким и чахлым придирам? Кто тебя привел или позвал, что ты, как чесотка, свалился на наши головы?
Когда до Влада дошел слух об этих двух клириках, его величество пожелал их видеть и сразу приказал, чтобы в такой-то день они были во дворце.
В назначенный день оба явились. Одного он принял в одной комнате, второго — в другой. Греческий монах задирал нос, хвастал тем, что его позвал Влад-воевода. Не знал он, что и священника пригласили. А тот все удивлялся и изумлялся, как это Влад узнал о нем, и подумал, если Влад окажется в добром настроении, замолвить словечко за своих прихожан. Влад же пожелал испытать их сердца и узнать их мысли, а был его величество большим хитрецом.
Войдя в комнату, где сидел грек, его величество спросил его:
— Святой отец, ты путешествуешь по делам церкви по стране. Ты имел случай беседовать с добрым человеком и злым, с богатым и бедным. Скажи мне, прошу тебя, что говорят обо мне люди.
Услышав такой вопрос, монах решил, что теперь дело в шляпе. И с хитростью, на которую только грек способен, он ответил медоточиво и притворно:
— Великий государь, с одного края до другого весь люд благословляет имя твоего величества. Все довольны тобой. Говорят, что такого хорошего князя еще не было с тех пор, как существует Валахия. К этому я бы хотел добавить, что тебе надо еще только одно делать — ласковее и щедрее изливать свои милости на недостойных рабов твоего величества, приезжающих из святых мест, помогать им, чтобы они утешились в бедах, которые приносят язычники монахам. И тогда ангелы увенчают твое имя немеркнущей славой.
— Врешь, двуличный подлец, — громко крикнул Влад и нахмурил брови. Знал он, видимо, то, что надо было знать. Ведь и поговорка гласит: «Солнце солнцем, но все равно всех согреть не может». И, открыв дверь, крикнул страже: — Слуги! Казнить это хитрое и недостойное животное!