У меня негативное мнение о творчестве Николая Коляды. К сожалению, не могу вас порадовать. И вряд ли вам это интересно, по большому счёту. Мне кажется, для того чтобы была драматургия, драматургия должна быть в социуме, должно быть какое-то движение времени. Посмотрите, все вспышки русской драматургии отмечены в периоды, когда что-то происходило в стране и мире. Драматургия первой реагирует на перемены: на войну, на оттепель, на новых типов, как Арро, на новые коллизии, как Розов, на какие-то новые жанры, например, как новая драма. Я могу её любить, не любить, но она была. Значит, что-то должно произойти.
«Ваше мнение о поэте Денисе Новикове?» Мне очень нравятся некоторые стихи Дениса Новикова:
Я в компании выбился в лидеры.
На груди, словно орден, засос,
чтоб родители видели, видели,
как их сын колоссально подрос.
И вообще он хороший человек. Понимаете, он из того же поколения, что и я, — из семидесятников. «Я их краешком зацепил, — говорил он в интервью Игорю Мартынову, — но в них остался». Вот я из людей 70-х годов, из людей «глубоководных». «Глубоководные рыбы», как Тарковский нас называл. И та сложная внутренняя жизнь, которая есть в ранних стихах Дениса Новикова (да и в поздних, кстати, тоже), мне очень симпатична. И поздние стихи были тоже замечательные:
Подумаешь — жизнь, подумаешь — жизнь,
недолгий завод.
Дослушай медлительный стук и ложись
опять на живот.
Нет, хороший поэт, настоящий.
«Я всегда шёл против родителей, когда был молодым человеком. Чем старше я становлюсь, тем больше мне кажется, что они во многом правы. Как считаете, на собственном опыте отца и сына, родители знают, что нужно их отпрыску?» Вы знаете, как сын я с этим не согласен, но как отец — да! Родители знают.
«Попрошу лекцию об Андрее Битове». Трудно мне. Понимаете, не близок мне Андрей Битов, близок у него только «Улетающий Монахов». Я очень люблю самого Битова, Битова-человека, но проза его мне никогда много не говорила. Вот поэтому, может быть, мы в конце концов так разошлись идеологически.
«Понравилась идея заранее анонсировать лекцию с выдачей задания на «внеклассное чтение». Я попробую, но это сложно.
«Вопрос о «Мастере и Маргарите». Верна ли версия, что Мастер и Маргарита попали в рай? Они невинно убиенные и умерли накануне Пасхи». Нет, это не рай. Как раз я боюсь, что когда они подойдут к дому, он превратится в головёшки. «Никогда ничего не просите у тех, кто сильнее вас. Придут и сам всё дадут». Но и тогда не берите!
«Конспирологическая версия, что казни не было, что Иешуа не казнили?» Нет, Иешуа казнили — иначе всё не имеет смысла. И он воскрес — иначе тоже всё не имеет смысла.
«Собрался с духом почитать «Путешествие на край ночи» Селина, — congratulations! — Какой перевод лучше? Кто-то советует Корнеева, кто-то — Луцюка, кто-то — третье».
Я считаю, что надо читать перевод Корнеева (это просто потому, что я его читал). А вообще ничего там нет особенного. Вы знаете, ужасно преувеличено значение этой книги. Любой роман Виана — даже «Осень в Пекине», даже «Сердцедёр», даже «Красная трава», я уж не говорю про классику вроде «Пены дней» или песни его… Виан гораздо лучше, гораздо интереснее.
«Как вы думаете, писание литературного текста — это технология или всё равно нужен талант?» Талант, конечно, нужен, но технологией пренебрегать нельзя. Технология — это ремесло, как и всякое другое. Это такая же чисто техническая работа (кстати говоря, довольно сложная), как вытачивание деталей или строительство дороги.
«Почему нет полного собрания сочинений Бродского?» Потому что очень многое лежит в фонде и до сих пор не опубликовано. Но думаю, что рано или поздно…
«Хотелось бы в честь праздника Хануки узнать, почему христианство вам оказалось духовно ближе, чем иудаизм».
Я не могу ответить, почему оно мне оказалось духовно ближе. Наверное, потому, что я воспитан в христианской культуре. А может быть, потому, что христианство соответствует моим эстетическим вкусам. А может быть (и это самое вероятное), потому, что христианство — это самое лучшее, что появилось в человеческой истории. Вот только так я вам могу ответить. Оно же оказалось ближе и чем буддизм, и чем ислам, и чем синтоизм, и чем разнообразные секты. Почему только иудаизм? Оно мне оказалось ближе всего. Наверное, полярностью своей ближе, тем, что оно совмещает в себе и Уайльда, и Честертона…
Вот! Иногда всё-таки говоришь-говоришь — и что-нибудь да сообразишь. Христианство — это не то или это, а это то и это в великолепной полноте, в изумительном единстве. Христианство — это, как Фицджеральд называл, «умение удерживать в голове две противоположных мысли и действовать». Христианство — это божественная сложность мира. И потом, оно такое радикальное! Понимаете, оно всегда прыгает на передний край, оно всегда с последними. Оно так утешает, оно так иронично! Это такой кислород среди земной пустыни! Ну о чём мы говорим?