«Скажите о вашем отношении к Виктору Франклу. Читали ли вы его книгу «Сказать жизни — да!»?»
Вообще экзистенциальной психологией, грех сказать, я занимался довольно много. Кстати, я хочу предупредить, что в январе у нас, скорее всего, Лиза Верещагина (девочка из моих студентов) в «Прямой речи. Второй поколение» будет читать про Франкла лекцию. Она, конечно, молода, чтобы про Франкла лекцию читать, но она настолько талантлива, она такой яркий и интересный поэт, что, мне кажется, она во Франкле что-то очень новое увидит. Тем более она сама живёт по Франклу. Это не так просто. Это очень близкий мне мыслитель. Ну как я могу называть его близким? Это такая величина, что там не подберёшься. Но мысли его мне очень нравятся.
«Интересно ваше мнение о Державине как о предшественнике Маяковского». Это мне моё мнение, а это мнение Тынянова, очень точно высказанное в статье «Промежуток», что тектонические сдвиги XX века совпадают с тектоническими сдвигами XVIII века, поэтому возвращается одическая традиция, и державинская традиция есть у Маяковского. На эту тему столько написано и такие есть полезные работы, что куда уж мне там…
«Всегда ли вы участвовали в политической жизни страны, или это пришло постепенно?» Я участвовал в журналистике, а она всегда как-то связана с политикой, поэтому мне всегда нужна была свобода. И сейчас нужна. И вообще свобода творчества — для меня серьёзная ценность.
«Дело в том, что я сама ещё в школьные годы убедилась, что сражаться за общую справедливость глупо, ибо именно те, за чьё счастье ты сражаешься, сдают тебя первыми».
Иногда — да. А иногда — нет. И потом, знаете, парадокс. У Стругацких была описана тоже такая девушка, которая, решая какую-нибудь проблему, всегда решала другую непредсказуемо, а ту, главную, игнорировала. Так и тут: те люди, которых вы спасаете, вас, может быть, предадут, а спасут, выручат неожиданно какие-то совершенно другие люди, про которых вы думать не думали. «Спасение неожиданно пришло с розового пуфика». Понимаете, никогда не знаешь, кто это будет.
«Не теряйте время, отвечая на опусы…» — и перечислены какие-то люди. Я и не отвечаю, слава богу. Они сами всё понимают.
«Вы меня удивили, что не знакомы с творчеством Орсона Скотта Карда. Его «Игра Эндера» о войне человечества меня буквально потрясла, я ходил под впечатлением полгода. Пару лет назад сняли блокбастер, но плохой — философская часть была опущена. Обязательно прочитайте».
Я прочитал. Вы давно же прислали это письмо, и я прочитал. Я не могу сказать, что меня это порвало. Это интересный роман, это неожиданный роман. Вернее, неожиданные те критерии, по которым герой оказывается люденом, условно говоря. Это не доброта, это не сила, а это другие вещи. Это даже не храбрость. Это особое рациональное умение так выстраивать конфликты. Это сложная история. Да, это хороший роман, но я не могу сказать, что это ахти. Он интересный, да.
«Что вы думаете о Владимире Орлове?»
Я хорошо знал Владимира Орлова. Мы сидели в одной и той же рюмочной многими днями и вечерами, на моих глазах он писал свои последние книги. Мне нравится многое во Владимире Орлове, а особенно нравится он ранний — по «Альтиста Данилова» включительно. Есть очень хорошие куски в «Шеврикуке». И вообще он был прекрасный человек.
«Не кажется ли вам, что когда де Костер начинает перечислять сорта пива и закусок, получается похоже на «Мёртвые души»?» Конечно получается, потому что и то, и другое — инвентаризация мира, роман-странствие, странствие хитреца. Поэтому естественно, что там много инвентаризации.
«Знакомы ли вы с творчеством Жана Жене? Что о нём думаете?» Я не люблю Жана Жене, понимаете. Мне кажется, что опять-таки там есть некий культ патологии, жестокости, странная сентиментальность в сочетании с жестокостью.
И ещё хуже, что надо опять прерываться на три минуты.
РЕКЛАМА
Д. Быков― «Один», Быков в студии. Продолжаем разговор. Сейчас будет, естественно, про «Волшебную гору». Ну, ещё три вопроса — и всё.
«Прокомментируйте ваше впечатление от прочтения «A Confederacy of Dunces» Джона Кеннеди Тула».
У нас он переведён как «Заговор остолопов». Джон Кеннеди Тул — это действительно интересная, такая трагическая фигура. Он покончил с собой в 1969 году, 31 год ему был. Кстати, у него скоро день рождения, он декабрьский тоже, я это помню. А погиб он в марте. Это довольно важная для меня фигура. Почему? Роман этот я прочёл и в своё время он на меня большого впечатления не произвёл. Мне показалось, что там очень хороший слог, этот роман очень умный, но он немножко, как бы сказать, пустоватый. Герой обаятельный, действительно замечательный гедонист, толстяк, чудак, чудик. Он сюжетно не очень плотный, он разреженный, но ужасно обаятельный. Вот видно, что он был очень хороший человек. И страшно его жалко.