Он прошёл по одной половице,
И весь путь она пела ему.
Про что это стихотворение? Это стихотворение про Бога, который живёт в России — в рассохшемся доме, где вечно всего не хватает, где есть ропщущие и недовольные («Раздражённо скрипят половицы»), а есть правильно настроенные, любящие Родину («А одна половица поёт»). И когда Богу надо пройти со своей избранницей, он пройдёт по одной половице («И весь путь она пела ему»). Это блистательное стихотворение, оно ещё с детства казалось мне совершенно волшебным. Да, в нём есть такой смысл, который приоткрывается только благодаря семантическому ореолу метра. Мы понимаем, о чём идёт речь, благодаря размеру.
Как я выбираю размер? Я не знаю. Я делаю это интуитивно, но вполне сознательно. Я понимаю, что о процессах тяжёлых и трагических хореем не больно-то напишешь, особенно краткостопным — трёх-, четырёхстопным хореем. Я понимаю, что амфибрахий, например — это размер энергичного действия, а он не очень хорошо подходит для стихов пантеистического, любовательского, натурно-природного склада и так далее. Но это всё находится у поэта, как вы понимаете, в сфере интуитивного.
«В молодости Никита Михалков, чтобы доказать свою состоятельность, отправился служить в подводный флот, — по-моему, не совсем добровольно всё-таки. — Насколько разумно для человека рисковать своим здоровьем, чтобы показать свою силу и мужество?»
Собственно говоря, а что разумно-то? Разумно рисковать, чтобы показать силу и мужество? Если в человеке кипит энергия, он может либо создать что-то принципиально новое, либо написать, либо отправиться куда-то служить, выполнять долг. Просто не нужно масштаб жертвы сразу же переводить в масштаб деяния. Иногда человек делает глупость абсолютную. Но, с другой стороны, всё-таки если он решается на грандиозный поступок — это скорее для меня критерий какой-то значительности, даже если это поступок абсолютно бессмысленный. Это не значит, что я вас призываю идти служить в подводный флот. Но Никита Михалков в тот момент (а ему оставался год всего до конца призывного возраста, ему было 27, по-моему, когда его призвали) отказался пользоваться возможностями отца, и отец тоже его не удерживал. Они поступили по тем меркам, по тем временам довольно красиво.
«Сколько лет было Лужину, — имеется в виду Александр Иванович, — когда он встретил будущую жену? Я высчитала, что 30. Почему у неё нет имени в романе?»
Это довольно распространённый приём в прозе XX века. А как зовут главную героиню романа «Ребекка» Дафны дю Морье? Мы знаем, как зовут Ребекку, мир сосредоточен вокруг неё, а как зовут главную героиню, мы так и не знаем, и ни разу её по имени не назвали. Это приём, подчёркивающий иногда или безликость персонажа, или наоборот — его растворенность в толпе. Скажем, у некоторых героев нет имён, а есть только номера. Это касается и ремарковской «Искры жизни», это касается и замятинского «Мы».
Обратите внимание, что у самого Лужина тоже нет имени, а оно появляется в последнем предложении романа: «Закричали: «Александр Иванович, Александр Иванович!» Но никакого Александра Ивановича не было». Кстати говоря, последняя фраза романа может трактоваться в расширительном смысле — никакого Александра Ивановича не было вообще никогда; он не существовал, он прошёл, как шахматный сон, через чужие души, потому что существовал его гений, а Лужина-человека не было. Почему у жены Лужина нет имени? Потому что для Лужина в мире Лужина имена не важны.
Кстати, вы упомянули этот роман, и я подумал (я довольно много об этом думал в связи с работой над «Маяковским»): почему шахматная партия Лужина и Турати не может быть закончена? Понимаете, она ведь действительно не кончилась. Проблема в том, что большинство партий, большинство споров XIX века (и XX века, что ещё страшнее) не закончены.
Скоро мне или не скоро
Отправляться в мир иной —
Неоконченные споры
Не окончатся со мной.
Начались они задолго,
Лет за двести до меня,
И закончатся не скоро —
Много лет после меня.
Вот эта нарочитая простота и нарочитая бесхитростность этих стихов Слуцкого не должна вас обманывать. Главная его книга, им так и не собранная, называлась «Неоконченные споры». Речь идёт о неоконченных вещах. Вот партия Лужина и Турати — это главная партия XX века; условно говоря, партия вдохновения и расчёта, партия рациональности и чуда. Большинство поэм XX века ведь тоже не закончены. Понимаете, нельзя же считать законченным замысел «Про это» — поэма искусственно оканчивается, поэма о несостоявшейся любви, о невозможности любви, разрешается каким-то совершенно общим местом. «Спекторский» не закончен или закончен искусственно. От «Поэмы без героя» Ахматова 20 лет не могла оторваться и не считала её оконченной, печатаются разные версии. «Стихи о неизвестном солдате» Мандельштама — главная его оратория — существовала во множестве версий. Консерватизм и либерализм, и так далее. Эти споры не могут иметь разрешения, в этой войне нельзя победить, потому что одно без другого невозможно.