При Автархии Лингана укрепилась и стабилизировалась. Даже Тирания относилась к ней с некоторым почтением. В то время как другие планеты Королевств Космической Туманности уже давно были верными вассалами Тирании, Лингана подписала с ней Договор о Взаимодействии, теоретически дающий обеим сторонам равные права.
Автарха такая ситуация не обманывала. Шовинисты планеты могли позволить себе роскошь считать Лингану свободной, но Автарх знал, что тиранийская опасность все это время была на расстоянии вытянутой руки, не дальше.
И, возможно, сейчас дело шло к концу. «Союзник» решил сжать их в своих медвежьих объятиях. И сам Автарх, безусловно, дал им для этого долгожданный повод. Тайная организация, созданная им, хотя и малоэффективная сама по себе, была достаточным основанием для карательной операции, которую могли предпринять тиранийцы. Юридически Лингана была виновной стороной.
Неужели крейсер – первый сигнал начала операции?
Он спросил:
— На корабле есть солдаты?
— Очевидно, нет. Массометр показывает присутствие всего троих.
— И что же ты предлагаешь?
— Не знаю. Единственный известный мне Джилберт — это Джилберт из Хенриадов с Родии. Вы знакомы с ним?
— Я видел его во время моего последнего визита на Родию.
— Вы, конечно, ничего ему не рассказывали?
— Конечно.
Глаза Ризетта округлились.
— Возможно, это ловушка, и Джилберт используется в качестве приманки.
— Я думал об этом. Конечно, прибытие корабля подозрительно. Меня долго не было на Лингане, и я вернулся только на прошлой неделе, а через несколько дней опять собираюсь уезжать. Они застали меня именно тогда, когда меня МОЖНО БЫЛО застать.
— А может, это совпадение?
— Я не верю в совпадения. Но есть способ проверить наши подозрения. Я посещу это судно. Один.
— Это невозможно, сэр. — Ризетт был ошеломлен. Его лицо покраснело до такой степени, что приняло почти малиновый оттенок.
— Ты споришь со мной? — раздраженно спросил Автарх.
И именно потому, что он был Автархом, Ризетт сказал:
— Как вам будет угодно, сэр.
Пассажиры «Беспощадного» вот уже два дня болтались на орбите.
Джилберт, наблюдавший за Линганой, был твердо уверен, что за ними тоже установлено постоянное наблюдение. Байрон, бреясь, выслушивал его доводы по этому поводу.
Добрившись, он осмотрел свое лицо в зеркале, и тут в дверном проеме возникла Артемида.
— Я думала, ты собираешься спать.
— Я спал, — ответил он, — а потом проснулся. — Он посмотрел на нее и улыбнулся.
Она потрогала его щеку:
— Ты выглядишь сейчас как восемнадцатилетний. Они все еще наблюдают за нами?
— Да. Неужели это тебя беспокоит?
— Я нахожу, что это глупо.
— Можешь объяснить почему, Арта?
— Почему бы нам не приземлиться на поверхность Линганы?
— Мы подумаем об этом. Пока что мы не готовы для подобного риска. Лучше все же немного подождать.
Джилберт вдруг воскликнул:
— Говорю вам, они движутся!
Байрон подскочил к экрану. Прочитав показания массометра, он обернулся к Джилберту:
— Наверное, ты прав.
Он присел к компьютеру и стал внимательно изучать его показания.
— К нам направляется маленький корабль, Джилберт. Как ты думаешь, тебе удастся наладить с ним связь?
— Я попытаюсь, — ответил Джилберт.
— Запомни: не видеосвязь, а только звуковую.
Менее десяти минут понадобилось Джилберту, чтобы выполнить его задание. Теперь Байрон знал планы линганийцев.
Он повернулся к Артемиде:
— Они собираются послать к нам человека.
— А мы обязательно должны им это позволить?
— А почему бы нет? Одного человека! Мы ведь вооружены!
— Но что будет, если мы подпустим их корабль слишком близко?
— Мы на тиранийском военном корабле, Арта, и одолеем их, даже если перед нами лучшее судно Линганы. У нас есть пять крупнокалиберных бластеров.
— А ты умеешь ими пользоваться?
— К несчастью, нет. Пока еще нет. Но ведь линганийцам это, как ты понимаешь, неизвестно.
Через полчаса на экране появилось судно. Как только радар поймал его, Джилберт в восторге завопил:
— Это яхта Автарха! Его личная яхта! Я же говорил, что упоминание одного лишь моего имени тут же привлечет его внимание!
Они установили с яхтой радиосвязь, и чей-то голос из трубки сказал:
— Готовы к принятию на борт?
— Готовы, — ответил Байрон. — Только одного человека.