Я могу только присвистнуть.
- Ага, - Витька откидывается мне на грудь, - но это не обязательно замена. То есть, замена, конечно, но ведь если я перейду в европейский состав, им всё-равно нужен кто-то третий для внутренних гонок.
- Поедешь? – спрашиваю я.
- А ты поедешь со мной?
Я киваю, хотя в этом, как обычно, нет никакого смысла – пока он наворачивает круги, я просто стою и смотрю.
- Я люблю тебя, - говорю и целую его в мокрую макушку. Говорю просто потому, что безумно хочется это ему сказать.
Витька чуть оборачивается. Усмехается. Запрокидывает голову и осторожно целует.
- Я тоже тебя люблю.
Замолкаем. После последней победы Витька стал дёрганным. Почему, я понял сразу наутро – ежедневные десять кругов, за которыми я наблюдал уже несколько месяцев, вдруг отменились из-за мокрого асфальта – при том, что он гонял даже в снег.
В первый день это выглядело странным, но когда повторилось на второй, я удивился всерьёз. А к концу недели стало ясно, что у Вити в голове что-то щёлкнуло – что, я понять не мог, потому что он вообще не тот человек, чтобы менять что-то вот так вдруг. У него любое решение вызревает неделями и месяцами, и уж точно он не стал бы менять привычки перед финалом.
Я пытался говорить с ним, но без толку – а спустя две недели после победы Кристиан предложил – вернее потребовал – посетить психолога. К Яну Вик идти отказался, продолжая удивлять нас не столько упрямством, к которому мы в принципе уже привыкли, сколько неожиданными капризами, которые ему не были свойственны вообще никогда. И, в конце концов, ему нашли психолога на стороне.
После первых сеансов у меня абсолютно не было ощущения, что ему стало лучше – напротив, он начал курить и за месяц начинал и бросал четыре раза. Стал плохо спать и, вместо своих обычных походов на трек, стал часами бродить по городу. Сначала гулял один, потом стал брать с собой меня. Гуляли в основном по тем местам, где мы уже бывали когда-то. Он то и дело останавливался, поворачивался ко мне и либо просто обнимал, либо долго вглядывался в глаза, а иногда спрашивал:
- Макс, ты не уйдёшь?
- С чего бы мне уходить? – отшучивался я сначала. – Ты же мне машину ещё не доделал.
Но чем чаще повторялись вопросы, тем страшнее мне становилось за него. Он уходил всё глубже в какой-то полный раздрай, причём не объяснял толком, что именно с ним происходит. Я пытался спрашивать о психологе, но говорил он урывками и от этих расспросов нервничал всё сильнее, так что через какое-то время я просто закупил чаю с ромашкой и мелиссой и отпаивал его этими травками каждый вечер.
После чая Витька становится немного спокойнее, и остаток вечера проходит тихо.
- Я закончил, - сказал он вдруг в тот раз, когда пришёл домой после дождя, и я заглянул ему через плечо, вглядываясь в глаза.
- Всё? Больше не пойдёшь?
- Не знаю. Пойду, наверное. Я закончил рассказывать ему о нас с тобой.
Я вздрогнул и невольно крепче стиснул пальцы у Вика на предплечье, так что он повернулся, пытаясь понять смысл этой реакции. А что тут, собственно, понимать?
- О нас с тобой? – уточнил я, как будто что-то ещё в этих словах было непонятно. – И что ты рассказал ему… о нас с тобой?
- Макс!
Я сжал зубы и глубоко вдохнул.
- Я не буду пересказывать, Макс. Но почти всё.
Я вдохнул ещё раз.
- Хорошо, - сказал я уже почти спокойно. – Что дальше?
- Дальше… Он хочет поговорить с тобой.
- Поговорить со мной?
- Да.
- А мне-то на кой чёрт с ним говорить? У меня всё хорошо.
- Бля, Макс, у тебя сейчас на лице прям так всё хорошо, что хоть скорую вызывай.
Меня его слова ничуть не убедили, и Витька, видимо, тут же это понял.
- Мне нужно, чтобы ты с ним поговорил. Пожалуйста.
- Витя, - сказал я тихо, стараясь держать себя в руках, - у него может быть куча вопросов, на которые я вовсе не собираюсь отвечать. Если тебе вдруг интересно, то и то, что ты сам ответил на половину из них, меня не очень-то радует. Интересно, с какого места начался твой рассказ?
- Со школы.
Тишина. Не удержавшись, вскакиваю и тут же понимаю, что бежать, в общем-то, некуда.
- Макс, уймись! – Витькины руки тут же оказываются у меня на плечах. – Он ни к чему не принуждает. Да и тебе самому разве не хочется… Всё-таки… кому-то рассказать всё?
- Я тебе всё рассказал, что хотел.
Витька вздыхает. Не могу, когда он так вздыхает. Особенно мне в шею. Успокаиваюсь так же быстро, как и взрываюсь.
- Это нечестно, - говорю я тихо.
- Макс, пожалуйста.
Не выдерживаю. Оборачиваюсь и целую его – долго, нежно и сладко. Пробую на вкус каждый уголочек его рта, всё, что знаю и так. Это успокаивает, и какое-то время мы продолжаем целоваться, не пытаясь ничего обсуждать. Хочется верить, что это успокаивает и его – но боюсь, что это не так. У него любая злость вырастает медленнее, но прорастает глубже, и избавиться от неё потом очень нелегко. Это я успел испытать на себе.