- Это кто? – сам тогда не понял, зачем спросил у Пашки, с которым мы шли курить. Павел – человек, которого тогда я считал лучшим другом. Мы с ним вместе ходили по всем секциям со второго класса. Точнее, обычно сначала в секцию шёл я, а следом и Павел. И кеды как у меня у него тоже всегда появлялись у первого во дворе.
- Это? – Павел недоумённо посмотрел на меня, потом на чудо, а затем снова на меня. – Это Спидозный. Ты чё, Вить? Мы же вместе его на той неделе гоняли.
Я хмыкнул. Почему-то стало неприятно.
Я его не помнил. Вот совсем. Травли я сам никогда не затевал. Это больше любил делать Пашка. Но вот участвовал без зазрения совести – считал, что слабаки своё заслужили. Тех, кто нам попадался, было немало. Но вот этого Спидозного я не помнил в упор.
- И что… правда… спидозный?
Пашка пожал плечами.
- Да почём я знаю. Говорят, они все, гомодрилы, заразные.
Вот тут уже мне стало неприятно вконец. Сам не знаю почему.
Вспомнилось, как два часа назад этот парнишка сидел передо мной на асфальте, широко расставив для опоры руки и ноги. Вспомнился кровоподтёк на лице – как я понял теперь, уже тогда он был чуть поджившим – и внезапно пообожгло пониманием, что было в этих зелёных глазах – страх.
Я повёл плечами, отгоняя картинку, но получилось плохо.
Вот он стоит передо мной, в светлых джинсах с дырками на коленях, местами запачканных грязью – будто и не думал отчищать. В такой же светлой, кремового цвета водолазке, обтягивающей живот и грудь без всякого признака мышц. И я никак не мог поверить, что мы в самом деле гоняли его где-то две недели назад, и тем более не мог понять – зачем.
А Спидозный будто бы заметил мой взгляд. Посмотрел на меня. Глаза его тут же расширились, наполнились уже знакомым мне страхом, затем какой-то странной мольбой, и тут же он опять отвернулся.
- Иди, кури, я подтянусь, - бросил я Пашке и сделал шаг с крыльца.
Тогда я не заметил, что Пашка посмотрел на меня как на психа – а стоило, наверное, заметить.
- Иди, сказал! – прикрикнул я, кивая ему на угол школы, и, дождавшись, когда он отправится в нужном направлении, сам спустился и подошёл к мальчишке. Спидозным его называть не хотелось, и почему-то про себя я продолжил называть его Чудом, не совсем ещё понимая, что бы значила такая странная кликуха.
- Искал? – спросил я, подходя вплотную.
- Нет! – парнишка торопливо отвёл глаза и тут же поправил сам себя. - Да!
- Так нет или да?
- Вот, - он порылся в сумке и извлёк откуда-то предмет, в котором я опознал через пару секунд суппорт для голеностопа. Я нахмурился и бестолково похлопал себя по карманам. Не хотел я утром нервировать отца и говорить, что пойду на тренировку с больной ногой, потому тихонечко запихнул эту штуку в сумку и пошёл по своим делам.
– Выпало, - пояснил он, увидев, похоже, что я не спешу брать у него защиту.
А я смотрел то на суппорт, то на его зелёные глаза. Странно, что я не видел его до сих пор. Просто представить себе не могу, как. Такая нетипичная внешность для мальчишки, волосы светлые, почти белые, завязаны в какой-то узел на затылке, но явно должны доставать до середины шеи. Я бы понял, если бы его прозвали альбиносом. За то и чморить могли. Но, что б его, вдруг он правда спидозный? Хорошо, что я утром так и не дотянулся до его синяка, думал я тогда.
- Не надо, - сказал я, в конце концов, так и не решившись, - у меня ещё есть.
Развернулся и рванул к курилке, краем глаза заметив, как опустились его руки и поникла голова.
Тренировка оказалась сорвана, потому что даже я не был таким дебилом, чтобы приходить на неё без защиты и с растянутой ногой. Пацаны пошли после уроков пить пиво, но и с ними я не пошёл – режим. Завалился домой и весь вечер смотрел телек, но в голову постоянно лезли эти глаза и волосы, скрученные узелком, не по-мальчишечьи и не по-девчачьи, вообще непонятно как. Эта водолазка – которая, если подумать, тоже должна была уделаться в дерьмо ещё с утра, но почему-то осталась чистой, в отличие от штанов.
«Может, он потом уже где-то навернулся?» - подумал я. Ну не может человек весь день ходить по школе в таком виде.
Отец пришёл поздно, я как раз разогревал ужин. Поели мы молча, потому как я всё никак не мог прийти в себя, а уже перед сном я спросил:
- Пап, а правда, что все гомики – спидозные?
Отец посмотрел на меня тяжело и грустно и сказал:
- Долбоёб ты, Витька. Когда уже это пройдёт, не дождусь никак.
Мне почему-то стало обидно, но в тот день я так и не понял почему.
***
- Мой отец был геем, - Виктор затянулся в последний раз и отбросил сигарету в окно. Пачка в его руках была пуста. – Я узнал об этом два года назад.