Так же опасливо я одевался и при первой же возможности отделался от Пашки, соврав, что отец просил по дороге захватить продуктов. В продуктовый, впрочем, я на самом деле пошёл. Мне отчего-то неловко стало за мой имодиум и, поломав голову над тем, что можно купить парню, чтобы не выглядеть при этом ни гомиком, ни идиотом, я решил остановиться на мороженом и двух бутылках пива. Ради налаживания контакта я готов был нарушить режим.
Припёрся я к дверям своего совсем ещё незнакомого знакомого через полчаса и долго звонил, но реакции добиться никак не мог. Я уже решил было, что его правда нет дома и, вознамерившись ждать до самого утра, откупорил первую бутылку пива, когда за дверью послышались шаги и осторожное:
- Кто?
Я тут же вскочил со ступенек, куда пристроился было, и заорал:
- Я!
Наступила тишина. Надо было бы как-то его позвать, но я вдруг понял, что не знаю его имени. Звать же его Спидозным явно было совсем уныло. Так ничего и не придумав, я перехватил пиво и мороженое одной рукой, а другой достал из-за пазухи блокнот и помахал им перед глазком.
Тишина никуда не делась.
- Ты тут? – спросил я.
- Чего ты хочешь? – ответил он тихо.
- Отдать, бля, ну что я ещё могу хотеть?
Ещё несколько секунд тишины, а потом дверь приоткрылась – щель между полотном и косяком, правда, перекрывала цепочка – и в той же щели показалась голова Максима. Волосы его снова были завязаны в узел, ещё более небрежный, чем обычно, а вот место водолазки теперь занимало что-то просторное и бесформенное – к моему немалому разочарованию.
- Я спрашиваю, что ты за блокнот хочешь? – сказал он так же спокойно, хотя в глазах я отчётливо видел искорки страха.
Я уже чуть было не ляпнул, что вообще-то ничего, но в последний момент вспомнил, что благими намерениями выстлана дорога в ад, и ответил:
- Пусти к себе перекантоваться на пару часов.
Я импровизировал. Но, как оказалось, удачно.
Максим поколебался, закрыл дверь – в эти несколько секунд я ощутил, что несусь с небес в эту самую преисподнюю, – а затем снова открыл её, но уже без цепочки.
- Отдай блокнот, - попросил он, протянув перед собой руку. Рука у него была такая же странная, как и всё в нём. Тоненькая косточка на плоском запястье и, как я узнал уже потом, очень сухие ладони.
- Сначала пусти, - потребовал я.
Максим вздохнул и отошёл в сторону, позволяя мне войти. Ничего хорошего он явно не ждал.
***
Виктор прокашлялся, прикрывая рот краешком ладони. Как по мне, так и у самого у него руки были весьма странные - не такие, какие бывают у грубых мужчин. Да он и не был грубым, так что мне было даже странно слушать, как он рассказывает о своей жизни, будто обычный дворовый мальчишка.
- Устал, - сказал он, - сколько ещё у нас времени?
В этот раз мы снова встречались в моём кабинете, за окнами уже темнело, но я не хотел его прерывать. Даже не потому, что сроки наши были так ограничены – просто мне нравилось слушать, как он говорит. Записей на тот вечер у меня больше не было, так что я попросил:
- Продолжайте. Если хотите, я сделаю кофе.
Виктор благодарно кивнул и, не спрашивая разрешения, закурил. Курил он много, так что я чувствовал, что к концу нашего лечения я сам надышусь дымом на три года вперёд.
- С тринадцати лет, - ответил он на мой невысказанный вопрос, поймав мой взгляд на своей сигарете.
- Пашка?
- Он, долбоёб. Знал бы, что за дерьмо… - Виктор зажал сигарету в зубах и махнул рукой.
- Вы так прониклись сочувствием к этому парню?
Виктор дёрнулся, и я с удивлением понял – в самом деле ещё не отболело.
- Да, проникся, - ответил он резко. – Я… Ладно. Я продолжу, хорошо?
Я поставил перед ним чашку и кивнул.
***
- Я - Витя, - сказал я, останавливаясь за дверью и разглядывая коридор. Две комнаты, но свет горел только в одной, и, судя по разбросанным на кровати журналам, она принадлежала подростку.
- Максим, - произнёс он осторожно. Он вообще тогда всё время был таким… осторожным… как косуля, которая вот-вот удерёт в лес.
- А предки где? – спросил я.
- Нету… - он покосился на другую дверь. Нету и хорошо. В тот момент меня особенно и не волновало, как это их «нету».
- Может, заберёшь, а то неудобно как-то, - я ткнул подбородком на две бутылки пива и мороженое в пластиковом контейнере, по моим тогдашним представлениям – верх роскоши и джентльменства.