О прошлом Арин вспоминал редко и вскользь, лишь иногда дотрагиваясь пальцами уцелевшей руки до широкого сероватого шрама на шее, но Скай знал, что он ничего не забыл. Ночами Арин, потушив последнюю сигарету, поворачивался на бок и подолгу смотрел в лицо Ская, потом тянулся к нему, обнимал и шептал что-то неразборчивое. Потом улыбался и засыпал, спрятав голову у него на груди, так, как привык засыпать еще подростком.
Часто Скай заставал его за тем, что он, свернув многочисленные окна открытых файлов на мониторе, складывал руки на столе и опускал голову, но потом вновь приходил в себя и снова принимался за работу, разбирая и рассортировывая полученную за Чертами информацию.
Он изменился. Изменился и остался тем же. Тем, кто не умел жить, не борясь, но теперь нашедшим реального противника.
Я найду этих сук, — пообещал он как-то. — Я их найду и заставлю вернуть все на свои места. Я теперь понял, в чем загвоздка — людям, которые следят за датчиками, некогда думать о причинах. У меня времени полно, теперь никто не сможет сказать, когда я умру… — он остановился, словно что-то вспомнив, прикусил губу. — Уроды.
За эти семь лет Скай только один раз видел его слезы — на Третьей Черте он потерял около пяти человек и, вернувшись, не выдержал, скинув куртку, прижался к Скаю и долго задыхался от боли и ненависти.
Успокоить его можно было так же, как и в детстве — дав пинка под зад, что Скай и сделал, предварительно влив в него порядочную порцию спиртного.
Нервы у тебя ни к черту. Сам знаешь, за что взялся.
Больше Арин не срывался, и научился планировать вылазки так, чтобы нести минимальные потери, успев урвать нужную информацию.
Настоящей его победой стала Четвертая Черта, именно после ее прохождения он, просидев над разобранным датчиком Ская около шести часов, легко изменил показатели, увеличив сроки жизни на несколько лет. Эффект оказался возвратным, но Арин надеялся на Пятую Черту, поэтому особо не расстроился.
Тогда он отчетливо понял, что идет к своей цели не просто так, осознал и смог доказать, что во взаимодействии организм-датчик-чип механизм самоликвидации является следствием симбиоза составляющих, а не врожденной настроенностью организма.
И тогда же он впервые встретил упоминания о том, что на самом деле представляли из себя излучатели на орбите.
Скай хорошо помнил его потемневшие, ожесточившиеся глаза, плотно поджатые губы.
И за это… И за это платят…
Он поднял голову:
Скай, я понял, как с нами это сделали. Значит, я все исправлю.
Сейчас, сжимая его в руках, лаская губами податливые губы, гладя гладкую кожу его плеч, Скай вспоминал легкие прозрачные вечера, которые Арин проводил над белым пустым листком текстового редактора.
Вспоминал его кровь на своей коже, вспоминал тени у уголков сверкающих карих глаз, короткое "люблю", тугой пластик, рассыпавшийся на осколки в судорожно сжатой ладони и капельки кеторазамина на стрелках молодой травы. Травы, пробившейся сквозь бетон.
* * *"… Только так, только этими строками я могу сейчас возродить в твоей памяти звук моего голоса. Ведь, если ты читаешь это, значит, я мертв. Я раньше не думал о том, что буду говорить после смерти так, сквозь микросхемы и электричество, да и вообще не думал, что захочу это кому-нибудь сказать. Сейчас я еще жив, сейчас я трогаю пальцами клавиши и чувствую их теплый пластик, смотрю на свои руки.
Сейчас я слышу свои мысли, я думаю, чувствую холодок из-под неплотно прикрытой двери. А когда ты будешь это читать, меня не будет. Это странно себе представлять.
Я не хочу, чтобы мои мысли, некогда бывшие живыми, запутались навек в паутинах проводов компьютера, так что, прочтя, сотри этот текст.
За окном серая мгла. В комнате полумрак и редкие вспышки неисправной лампы. Я один, но это уже не пугает. Раньше было тяжело, сейчас уже нет.
Чтобы давать жизнь, нужно хотеть это делать. Иначе не получится, как не получится ничего из того, что ты делаешь не по своей воле. Желание и любовь — неразлучны, вечно рядом, вечно вместе. Любишь — желаешь, желаешь — любишь.
Чтобы я пожелал стать тем, кем являюсь, мне разрешили полюбить мир. Это оказалось несложным — наш мир достоин любви. Каким бы он ни был. Даже сейчас, смотря на туманы смога за стеклом, я понимаю, что его есть за что любить, а тогда, завороженный фильмами о прошлом, о траве, солнце и небе, я захотел что-то изменить. Как только ты чего-то хочешь из-за любви — ты попадаешь в ловушку. И я попался.
Люди, говорили они, лучшая часть мира… Когда-нибудь мир очистится, вернется небо, но некому будет на него смотреть. Помоги людям увидеть небо, дай им жизнь, пожелай дать им жизнь.