Об отношении Платонова к советской власти, — показывал Е. В. Тарле, — могу сказать, что он советскую власть признавал, но, конечно, с ней во многом расходился, я его считал монархистом в прошлом, но оппортунистом в настоящем. Я никогда не думал, что он ведет такую большую политическую игру. Может быть, это объясняется тем, что я с ним не был интимно связан, и в его отношениях ко мне проявлялась всегда какая-то двойственность. Это выражалось, в частности, в том, что, поддерживая со мной дружественные отношения, он, вместе с тем, как об этом еще передавали другие, отзывался обо мне иронически»{186}.
Как видим, ни о какой контрреволюционной организации во главе с С. Ф. Платоновым в первых показаниях Е. В. Тарле еще нет и речи. Отрицает он и какие-либо разговоры в окружении С. Ф. Платонова о желательности военной интервенции в СССР и возможных кандидатурах на российский престол. Можно, таким образом, констатировать, что ничего существенного следствию первые допросы Е. В. Тарле не дали.
4 февраля 1930 г. Е. В. Тарле направил на имя начальника секретно-оперативного отдела ОГПУ С. Г. Жупахина заявление. «Уважаемый Сергей Георгиевич. Очень прошу Вас вызвать меня, когда Вы будете в Доме предварительного заключения, на личную беседу по моему вопросу. С уважением, акад. Е. Тарле»{187}. Такая возможность ему была тут же предоставлена. Так началось нравственное падение, или «затмение», Е. В. Тарле — тема, на которую не слишком любят распространяться наши историки.
Дело в том, что результатом этой беседы академика с видным чекистом стали показания Е. В. Тарле от 8 февраля 1930 г., оформленные, в отличие от его последующих собственноручных показаний, как протокол допроса.
«Признаю, — заявил здесь Е. В. Тарле, — что в Ленинграде в академической и научной среде существовала контрреволюционная организация во главе с академиком С. Ф. Платоновым. По своим программным установкам, по политическим взглядам организация была конституционно-монархической. Будущий государственный строй России представлялся членам организации как конституционно-монархический. По своей внутренней политике организация ориентировалась на зажиточное, собственническое крестьянство как социальную базу конституционной монархии России.
В международной политике организация ориентировалась на тесный военно-политический союз будущей монархической России и будущей монархической Германии, судя по тому, что именно таковы убеждения Отто Гетча, который всегда это пропагандировал. В этом направлении лидером организации С. Ф. Платоновым велись разговоры с лидерами германских националистов, в частности с лидерами националистов Шмидт-Оттом, Отто Гетчем и другими. В качестве претендента на российский престол организация ориентировалась на Андрея Владимировича, ученика Платонова, и о котором последний весьма хорошо отзывался. Подробно о характере бесед мне неизвестно.
Как мне известно, немецкие монархисты к кандидатуре Андрея Владимировича относились положительно. В своей практической деятельности внутри СССР организация ставила задачи пропаганды конституционной монархии и подготовку кадров. Это осуществлялось путем организации соответствующих кружков: кружок «молодых историков» и кружок Заозерского. Из состава этих кружков мне известны лишь отдельные лица, например Тхоржевский, Гринвальд, Насонов, Степанов и другие. Наиболее близкими Платонову людьми были Рождественский, Лихачев, Васенко.
Все эти показания являются основными, но требуют детальной обработки с моей стороны в смысле их развития и полноты, что обязуюсь с полной откровенностью сделать на следующих моих допросах»{188}.
2. «Я ВСЕ СДЕЛАЮ, ЧТОБЫ УДОВЛЕТВОРИТЬ СЛЕДСТВИЕ…»: ГОРЬКИЕ ПЛОДЫ СОГЛАШАТЕЛЬСТВА
17 февраля Е. В. Тарле признал ранее отрицаемый им факт обсуждения в платоновском кружке кандидатуры великого князя Андрея Владимировича на российский престол{189}, 19-го — сообщил, что С. Ф. Платонов имел связь с бывшим председателем Совета министров В. Н. Коковцовым, к которому он якобы и привозил в Париж «интересные сообщения и характеристики»{190}.