Выбрать главу

Дело тут совсем не в том, насколько справедливы традиционные обвинения русских в якобы присущей им лени и рабской психологии, а в том, что прозвучали они не из уст иностранца и не со страниц записок какого-нибудь заезжего русофоба, а в самой России, или, вернее, уже СССР, со страниц центрального органа правящей партии, что было, разумеется, недопустимо. Можно, конечно, презирать свой народ, но чтобы публично афишировать — этого позволить себе не могли, казалось бы, даже большевики. Тем не менее позволили, и никто из партийных идеологов того времени не заметил прокола «Правды» и не возмутился. Скорее наоборот. Стихотворения-фельетоны Д. Бедного нашли полную поддержку у Л. З. Мехлиса, Е. М. Ярославского (Губельмана) и редактора «Правды» М. А. Савельева{27}.

Парадоксальность ситуации состоит в том, что за поруганную интернационалистом Демьяном Бедным честь русского народа вступился грузин. Речь идет, конечно же, об И. В. Сталине. Однако до этого Демьян Бедный успел опубликовать все в той же «Правде» еще один свой опус под весьма красноречивым названием «Без пощады», в котором призвал трудящихся к борьбе не только против явных врагов Советской власти, но и врагов, так сказать, тайных в лице «подлецов и лжецов-патриотов» начиная «от Гомера, философа Платона и историка Карамзина до вредителя Рамзина». Объявить людей, любящих свое Отечество и готовых ради него не только пожертвовать своим благополучием, но и отдать за него в случае необходимости свою жизнь, подлецами — это было, конечно, говоря современным языком, круто. Но это, как говорится, еще не все. Мы уже знаем, каким злобным нападкам подвергался со стороны интернационалистов в конце 1920-х — начале 1930-х гг. памятник Кузьме Минину и Дмитрию Пожарскому на Красной площади в Москве как символ возрождения и величия так ненавистного им русского духа. Но Демьян Бедный в этом отношении превзошел, кажется, всех.

«…Нет Минина, «жертва» была не напрасной, Купец заслужил на бессмертье патент, И маячит доселе на площади Красной, Самый подлый, какой может быть, монумент! …………………… Крепкий Минин стоит раскорякой, Перед дворянским кривлякой, Голоштанным воякой, Подряжая вояку на роль палача. И всем видом своим оголтело крича: — В поход, князь! На Кремль! Перед нами добыча! Кричит с пятернею одной у меча, а другой пятернею тыча, На гранитный надгробный шатер Ильича!!!»

Этого Демьян Бедный терпеть, конечно же, не хотел, а поэтому взял да и предложил ничтоже сумняшеся «взорвать динамитом» так ненавистный ему и его единомышленникам памятник русской славы: слишком уж больно было ему наблюдать, как

«На краски октябрьского чудо-парада, Ухмыляяся бронзовым взором глядят, Исторически два казнокрада, Никакой тут особенно нет новизны, Патриоты извечно по части казны, Неблагополучны. Патриотизм с воровством неразлучны, Разберись ныне, кто вороват Сам Димитрий Пожарский, Или Димитрия брат!»{28}

Желая как можно сильнее уязвить национальное чувство русских, Демьян Бедный в свойственной для него нагловато-хамской манере завел речь о том, что более естественным с исторической точки зрения было бы, если бы на Красной площади стоял памятник не Минину и Пожарскому, а… крымскому еврею Хозе Кокосу, который помог Ивану III в свержении ордынского ига:

«При помощи чьей махинации, Завербован в союзники Менгли-Гирей, Кто помог предку будущих русских царей? Кто, рискуя, пускался на все комбинации? Ради дела далекой придавленной нации? Хозя Кокос! Крымчак! И к тому же еврей! Да на памятник в честь торжества над Ахматом Был бы кафский еврей кандидатом», —

резюмировал поэт{29}.

Это было уж слишком — и разразился скандал! 6 декабря 1930 г. фельетоны Д. Бедного срочно были обсуждены на заседании Секретариата ЦК ВКП(б). В специальном постановлении по поводу этих позорных публикаций говорилось: «ЦК обращает внимание редакции «Правды» и «Известий», что за последнее время в фельетонах тов. Демьяна Бедного стали появляться фальшивые нотки, выразившиеся в огульном охаивании «России» и «русского» (стихотворения «Слезай с печки», «Без пощады») и объявлении «лени» и «сидения на печке» чуть ни национальной чертой русских («Слезай с печки»)».