Она смеётся и уходит в сторону кухни. А я остаюсь. Доедаю свою похлёбку в тишине.
Сквозь оконную щель пробивается солнечный луч и ложится на стол. Запах еды и старого дерева успокаивают и нагоняют сон. За окнами кто-то ругается с мулом. Кто-то зовёт ребёнка по имени. Жизнь кипит за пределами таверны, как шахта в час пересменки.
Кладу медную монету на стол и выхожу на улицу. Воздух тёплый, но с гор тянет свежестью. Я вдыхаю её полной грудью и делаю несколько шагов в сторону дома.
— Уважаемый… — окликает меня кто-то сзади.
Я оборачиваюсь и вижу, как ко мне, прихрамывая, спешит некто в плаще с капюшоном. Я невольно подмечаю, что этот некто крайне хорош собой. Медные волосы выбиваются из-под капюшона и поблёскивают на солнце. И пусть лицо скрыто в тени, но мой взгляд всё равно выхватывает благородные тонкие черты и глаза, пронизывающие насквозь. Я вдруг понимаю, что передо мной самая настоящая эльфийка. Понимать-то понимаю, но не верю! Лесные эльфы — народ слишком гордый, они редко покидают пределы своего королевства. А морским тут делать нечего. Порт Либертерра в двух неделях пути отсюда.
Подойдя ближе, незнакомка снимает капюшон, и я убеждаюсь, что она действительно эльфийка. Зеленоглазая, остроухая и красивая, как сама бездна!
— Добрейшего дня, — смущённо произношу я. — Чем могу помочь?
— В таверне я слышала, ты ищешь работницу, — незнакомка отводит взгляд, будто стесняется говорить. — Быть может, я тебе сгожусь?
Я оглядываю её с ног до головы. Она немного ниже меня ростом, статная, одета небогато, но чисто. Плащ изношен, но сшит когда-то на совесть. Кожа эльфийки светлая, словно почти не знает солнца. Весь её вид будто осколок из другого мира, случайно упавший в грязь. Я думаю о своей берлоге, где в углах копится паутина, а стены покрыты плесенью, и мне становится стыдно.
— Едва ли я смогу тебе предложить достаточно, — начинаю неуверенно. — Если работа нужна, то ступай в управление рудниками. Там тебе найдут место по твоим силам.
— Я уже была там, и мне отказали, — говорит она и поджимает губы.
И пока я лихорадочно пытаюсь придумать, по какой причине наши могли отказать эльфийке в расцвете лет, она откидывает плащ и поднимает подол. Я вижу тянущийся вверх от края сапога деревянный протез.
— Мне предложили обратиться в дом утех, сказали, что там меня примут и вовсе без ног, — произносит эльфийка со злостью и досадой. — Но я честная женщина. И мне нужна честная работа.
Слова её будто искры, хаотично разлетающиеся от костра. Обжигают без всякого намерения. Мне неловко. Хочется отвернуться, но я заставляю себя смотреть. Потому что она смотрит на меня смело и с надеждой. А ещё потому что хотя она и гордая, а предложила себя в помощницы.
— Что ж, хм… — мне одновременно и жалко её, и не хочется взваливать на себя её тяжкую ношу. — Думаю, прежде чем договариваться, тебе следует взглянуть на место, где я живу.
Я надеюсь, что она увидит мою лачугу и передумает. Не захочет жить среди мышей и плесени. Эльфийка кивает и направляется за мной следом.
— А как звать тебя? — спрашиваю я оборачиваясь. Замечаю, что она отстала, и замедляю шаг.
— Сильвия, — отвечает эльфийка, глядя вперёд. Каждый её шаг выглядит болезненным, но лицо остаётся бесстрастным.
Она точно из лесных эльфов. Слишком гордая, чтобы попросить идти медленнее. Интересно, как её занесло в наши края?
Глава 2
Я привожу эльфийку к своему дому. Она оглядывается на деревню, что отсюда как на ладони, и вздыхает. Только сейчас я замечаю, что Сильвия от напряжения вся взмокла. А я-то наивно полагал, что эльфы столь благородны, что не потеют. Видать, дорога в горку с деревянным протезом тяжело даётся. Если она остановилась где-то в деревне, то точно откажется работать у меня. Часто ведь ко мне ходить придётся. Впрочем, даже живи я в деревне, она всё равно бы отказалась. Вон с какой брезгливостью озирается на двор. И это она ещё внутри не была.
Дверь дома зловеще скрипит. Я приоткрываю её и пропускаю эльфийку внутрь. Она останавливается на пороге и оглядывает мою прихожую, плавно перетекающую в жилую комнату. Я на секунду пытаюсь взглянуть на всё её глазами. Неприятные мурашки пробегают по спине. И как я мог всё так запустить?
— Думаю, я могу убирать у тебя раз в три дня. Если нужно, могу в эти дни готовить и стирать. И за всё прошу две серебряных монеты в неделю, — произносит вдруг эльфийка, оборачиваясь на меня.
Я на миг теряюсь. Неужели ей настолько туго, что она готова даже через отвращение переступить? Два серебряных в неделю… а за месяц выходит все восемь. У нас и горняки столько не получают, если только не с ночной сменой.