Но тому, кто наблюдал за действиями огромной, многолапой жабы, на яды было плевать.
Виллерт не погиб в городе-колыбели. Получив целый ряд смертельных для обычного человека ранений, он был сброшен мертвецами в воду и утонул бы, если бы не дар трёхликого. Кусок мёртвой плоти, связанный с его телом руной Кан, при помощи целителя и некромантки.
Сейчас, всё это время притворявшийся мёртвым, воин висел над головой зловонного короля, опутанный одной из сетей, точно так же как ими были опутаны остальные погибшие, вытащенные жаболюдами из реки и притащенные на болото.
Он наблюдал как по соседству, жабоголовые охотники во главе с крупным квагером-стражем вкапывают в землю деревяный кол, под таким углом к яме, чтобы спустя время подвесить на нём очередную гроздь опутанных сеткой трупов.
Наблюдал и не находил из своего положения выхода.
Всё изменилось, когда его искажённый мёртвой плотью взгляд случайно наткнулся на странного жаболюда. После «купания» в реке и получения целого ряда ран, в ходоке доминировало мёртвое начало. Мир стал серым, но вместе с тем его зрение утратив способность различать краски, стало проникать в саму суть живого и мёртвого.
И то, что аккуратно передвигалось по лагерю в облике жаболюда, живым было лишь отчасти.
Сокрытое тёмным мороком существо, дурачило головы обитателям логова прикидываясь одним из них. Но подвешенный над ямой воин не был обычным существом из плоти и крови, а его взгляд без труда проникал сквозь тёмные чары.
Он видел уродливые шрамы на месте разрезанной кожи, наспех сшитой склизкими от крови жилами. Видел распахнутый лягушачий рот, сквозь щель которого смотрели чьи-то злобные глаза. А там, где жаболюды видели нижние конечности своего сородича, Виллерт без труда различал грязные сапоги.
Знакомые сапоги.
Человеческий мозг устроен таким образом, что ему не обязательно видеть лицо чтобы узнать знакомое существо. Вот и сейчас, по этим сапогам, по языку тела и тёмной магии — Виллерт узнал Серрису.
Колдунья пробиралась к вершине острова, но о том, что над ямой болтается её друг, даже не подозревала. Её целью были вещи, сваленные полукругом вдоль края огромной ямины.
Воин почувствовал отчаянье. Израненный, но не чувствующий боли. Дышащий отравленными испарениями ямы, от которых позеленела кольчуга, а кожа покрылась волдырями, он всё же не хотел умирать.
Умом он понимал, что ни один ходок на его месте не вынес бы столько повреждений, но также интуитивно знал, что предел его живучести всё же существует.
Пока мысли Виллерта метались в суматошной попытке найти решение, Серриса достигла края ямы, разминувшись при этом с группой жаболюдов. Украдкой осмотрелась и принялась рыться в брошенных вещах, пока не нашла приметный, теперь уже разорванный в клочья рюкзак, рядом с которым отыскалась и маска.
Видя, как колдунья пихает под срезанную шкуру зверолюда какой-то кинжал и амулет, найденные здесь же, среди остального разбросанного барахла, Виллерт понял, что она унесёт всё что сможет и покинет это место.
А ведь Серриса, была у него в долгу.
Понимая, что иного выбора у него нет, он вцепился в сеть и вздувая покрытые тёмными венами мускулы, рванул её в стороны издавай полный ярости и отчаянья вопль.
И в тот самый миг, когда его крик разрезал песню повсеместно квакающих жаболюдов, десятки удивлённых взглядов скрестились на его теле, прежде чем разорвав сеть он ухнул прямиком в яму.
Глава 4
Укейте люкишек! Ква!
Виллерт не сразу упал в ядовитую грязь.
Утыканного обломками старых стрел и изуродованного воина в позеленевшей кольчуге, на половине пути перехватил огромный, липкий язык, и утащил прямиком в не менее огромную пасть.
К своему счастью, здоровяк в ней не поместился.
Получив по морде телом Виллерта, король жаболюдов отступил и прижал голову к туловищу, пуча огромные глаза и потрясая массивными складками жира. Тысячи гудящих насекомых покинули ульи на его шкуре и окружили ошеломлённое чудовище мутным облаком:
— Ква⁈ — Король ухватил падающую добычу инстинктивно и никак не ожидал получить по морде. Его сонливость, словно ветром сдуло. — Чевовек! Укейте чевовека!!!
Громогласный голос расколол пространство, а к яме бросились жаболюды всех мастей, но ни один из них не мог приблизиться вплотную, даже головастики и те не рисковали показываться на поверхности предпочитая переждать буйство насекомых в ядовитых глубинах грязной ямы.