Подобно обезумевшим муравьям немёртвые копошились, формируя живые склоны до тех пор, пока спешащие им на выручку хриплые чудовища не смогли пешком подняться по ужасным склонам.
Бывшие стражи высоких домов Юмирона, влекомые в бой своими эножами, пошли на штурм. Был здесь и эножа Гриляр встреченный говорящим за мёртвых в заражённом районе. Мужчина умер в бою, покрытый зловонными струпьями и теперь, оживлённый мёртвыми энергиями, он возродился, проклятым слугой ужасной жрицы.
Сейчас эножа вёл в бой бывших поджигателей. В отличии от остальных, покрытых снегом и инеем мертвецов, эти пылали изнутри, проклятые за ужасные дела при жизни. Они ковыляли наверх, сочась пеплом и высыпая из сияющих ран настоящие угли.
На них обрушили лавину арбалетных болтов и стрел, сбросили камни и брёвна, окатили из огромного чана кипятком, но всё было тщетно. Хриплое войско поднялось по немёртвому склону во клаве с личом, и защитникам надвратной башни пришлось столкнуться с ними лицом к лицу.
Первым на стену шагнул эножа.
Пользуясь тем, что лавина немёртвых горожан Юмирона оттеснила карлов от парапета надвратной башни, немёртвый владыка ступил на него и взмахнув рукой, обернул снег хлопьями чёрного, жирного пепла. Этот пепел, полный краснеющих углей, подхваченный ураганным ветром разил как ходоков, так и стражей, прожигая их одежды и обжигая кожу. Но самый сильный ущерб получила сама башня. Заклятье ударило по выточенным на камнях рунам, заставляя их трескаться и крошиться.
— Скиньте этого выродка со стены! Скиньте!
Ярл Гортик понял, что его приказ выполнить некому. Весь надвратный участок стены напоминал кипящую реку. Мёртвые лезли нахрапом и их отбрасывали назад или сталкивали во двор, рубили на части прямо на стене и дробили черепа, а главная угроза, пепельная буря, настоящий плацдарм у зубцов башни, ширился и рос, угрожая обрушить первую линию обороны.
Владыке Въёрновой пади пришлось вмешаться в бой лично.
Окружённый верными соратниками он сбежал по ступеням наблюдательного поста, что высился на крыше башни и вращая секирой прыгнул прямо в опаляющие волны пепла. Его рунное оружие без труда упокаивало немёртвых, заставляя их горячими тела разлетаться на куски от каждого удара острого лезвия, по которому плясали трескучие молнии.
Крепкая броня, об которую уже сломался десяток стрел, защищала его ударов ржавыми булавами и мечами пока он вёл свой отряд в контратаку, призванную отбросить упырей обратно в пригород.
Проломив толпу горожан и не без труда прорубившись сквозь пламенеющих изнутри поджигателей, ярл предстал перед эножей и не увидел в его глазах ни капли присущего нежити голода. Только скрытую мольбу и боль.
А ещё — сожаление.
Глаза лича полыхнули красным свечением и разведя руки в стороны он шагнул с парапета навстречу своему противнику. Откуда-то со стороны в него ударила молния, облизала всё тело срывая одежду и опаляя плоть, но остановить не смогла. И даже ярл ничего не понял, пока шагнувший к нему лич не осветился изнутри пламенным сиянием.
Эножа Гриляр стал живой бомбой.
Когда тело лича взорвалось, распространяя волну ужасающего жара, он испепелил окружающую нежить формируя настолько мощную смесь огненной стихии и некромантии, что даже пропитанный защитными чарами доспех ярла не устоял против обрушившейся на неё магии. Верхний этаж надвратной башни перестал существовать и грохот, с которым произошёл взрыв, разнёсся далеко за пределы города.
Серриса единственная из всего отряда практикующая магию смерти, встала во главе и теперь вела нас сквозь вьюгу. Она чуяла мёртвых и это её чутьё позволяло нам до поры скрываться от голодного внимания нежити.
Мы видели их. И видели не раз. Кривые фигуры, сгорбленные и кособокие, стоящие группами прямо посреди улиц. Их не волновал налипший на них снег и со стороны казалось, будто восставшие всего лишь диковинные статуи. Мы обходили их, наворачивая крюки по дворам и переулкам, не видя при этом ни одного горожанина будто все местные одномоментно провалились сквозь землю.
Накопившиеся штрафы от холода, заставили нас искать укрытие, найденное в одной из таверн пригорода. Дверь в это место висела на одной петле, а внутрь, уже почти заметённая снегом, вела настоящая кровавая тропа.
Первым под тёмный свод мы пустили Виллерта и только дождавшись его отмашки зашли внутрь сами. Внутри царил полнейший беспорядок. Под подошвами наших сапог хрустели глиняные черепки разбитых кувшинов, повсюду валялась деревяная посуда и перевёрнутые стулья. В воздухе воняло кровью и пивом.