Черт побери, неужели может быть еще хуже?
По мере того как Мэг приближалась к помосту, ей все лучше становилось видно, что за Предмет там лежит.
Предмет оказался мозгом.
Мозгом, лишенным тела. Какой-то мозг-переросток, увеличенный ровно настолько, чтобы выглядеть максимально тошнотворно. Живой мозг. Мозг, который пульсировал и содрогался, давил на рассудок и отдавал приказы. Неудивительно, что ему не придумано название: просто Предмет. Мэг никогда еще не видела чего-то более отвратительного. Такую дрянь она не смогла бы ни придумать нарочно, ни представить даже в самых жутких кошмарах.
Но точно так же, как минуту назад она осознала, что переросла свой страх, теперь стало ясно, что она переросла и слезы.
Она с тревогой оглянулась на Чарльза Уоллеса, неподвижно замершего перед Предметом с отвисшей челюстью. Мутные голубые глаза медленно вращались в разные стороны.
О да, все могло стать и стало гораздо, гораздо хуже! От одного вида этих вращающихся глаз на круглой детской мордашке Чарльза Уоллеса Мэг обмерла от страха.
Тут ее внимание привлек папа. Он тоже стоял перед настилом в очках миссис Кто (интересно, он хоть помнит, что они все еще у него на носу?) и кричал Кельвину:
– Не сдавайся!
– Не сдамся! Помогите Мэг! – крикнул в ответ Кельвин.
Странно: в зале царила мертвая тишина, и все же Мэг сразу стало ясно, что здесь только так и можно: кричать что было сил. Потому что куда ни повернись, куда ни глянь – повсюду был один этот ритм, и по мере того как он все упорнее контролировал сокращения и расслабления ее сердечной сумки, вдохи и выдохи ее легких, кровавая пелена перед глазами делалась все гуще и гуще. Мэг испугалась, что вот-вот грохнется в обморок, а тогда пиши пропало, она мигом окажется полностью во власти Предмета.
Что там сказала миссис Что-такое? «Тебе, Мэг, я дарю твои слабости»?
Так, какие у нее слабости? Вспыльчивость, нетерпеливость, упрямство. Да, это благодаря своим слабостям она до сих пор остается сама собой.
Сделав невероятное усилие, девочка попыталась дышать самостоятельно, не подчиняясь ритму Предмета. Однако Предмет был слишком могущественен. Всякий раз, стоило ей сделать вдох, грудь стискивало стальным обручем.
Тут она вспомнила, как они разговаривали с человеком с красными глазами. Он пытался ввести их в транс с помощью таблицы умножения, но Чарльз Уоллес разрушил наваждение, выкрикивая детские дразнилки, а Кельвин стал читать наизусть Геттисбергскую речь.
– Любит наш Питер тыкву поесть, а еще у Питера женушка есть… – закричала она.
Это оказалось плохой идеей. Оказалось, что ритм детских стишков слишком легко подстраивается под ритм Предмета.
Геттисбергскую речь она не знала. Как там начинается Декларация независимости? Ведь она учила ее прошлой зимой, и не потому, что задавали в школе, но просто потому, что ей понравились эти слова.
– «…наши отцы образовали на этом континенте новую нацию, зачатую в свободе и верящую в то, что все люди рождены равными!»
С каждым новым словом она ощущала, как ее мозг освобождается от наваждения, в то время как Предмет давит все сильнее, стараясь подчинить его себе. До нее не сразу дошло, что говорит Чарльз Уоллес – или это Предмет говорит через него.
– Но ведь именно этого мы и добились на Камазоце! Всеобщее равенство. Все люди у нас совершенно одинаковые.
На миг она смешалась от неожиданности. И тут Мэг осенило:
– Нет! – победоносно вскричала она. – Одинаковые и равные — вовсе не одно и то же!
– Молодчина, Мэг! – выкрикнул папа.
Зато Чарльз Уоллес бубнил и бубнил свое, как ни в чем не бывало:
– На Камазоце установлено всеобщее равенство. На Камазоце все похожи друг на друга, и никто ни от кого не отличается, – но Мэг так и не услышала ни ответа, ни возражений ее доводу и постаралась подольше удержать в себе это ощущение победы.
Одинаковые и равные – вовсе не одно и то же!
На мгновение ей удалось избавиться от власти Предмета!
Но как?
Она отдавала себе отчет в том, что ее жалкие детские мозги не в состоянии тягаться с этой разросшейся бестелесной пульсирующей, колышащейся и содрогающейся массой на платформе. Ее передергивало от страха и брезгливости всякий раз, стоило взгляду упасть на Предмет. В школьном кабинете биологии в лаборантской комнате стояла банка с формалином, в которой хранился человеческий мозг. Его изучали ребята из старших классов, собиравшиеся поступать в медицинский колледж. Мэг всегда считала, что никогда не заставит себя заниматься чем-то подобным. Но сейчас готова была пожалеть о том, что под рукой нет скальпеля – с такой яростью она бы вонзила его в Предмет, чтобы кромсать и кромсать на мелкие кусочки и кору, и мозжечок!
В голове зазвучали слова – на этот раз Предмет обращался к ней напрямую, а не через Чарльза:
– Неужели ты не понимаешь, что уничтожив меня, уничтожишь своего младшего брата?
Могло ли это быть правдой? Что если мозг-переросток будет искромсан и убит, с ним заодно погибнут все обитатели Камазоца, чьи мозги оказались под властью Предмета? Не только Чарльз Уоллес, но и человек с красными глазами, и человек, обучавший детей во втором классе, и дети, стучавшие по мячу и прыгавшие через скакалку, и их матери, и все мужчины и женщины, постоянно входившие и выходившие из серых зданий? Неужели теперь ее жизнь полностью зависит от этого Предмета? Неужели они лишены всякой надежды на спасение?
Едва она ослабила контроль над мыслями, как огромный мозг снова проник к ней в разум, а взгляд затянула кровавая пелена.
Она еле-еле расслышала папин голос, хотя мистер Мурри кричал во всю силу своих легких:
– Мэг, Периодическая таблица Менделеева! Вспомни ее!
Перед глазами возникла картина: зимний вечер, они с папой сидят у горящего камина и разговаривают.
– Водород. Гелий, – машинально начала она. Химические элементы надо расположить по порядку нарастания их атомной массы. Какой будет следующим? Она знала это. Да, знала! – Литий, бериллий, бор, углерод, азот, кислород, фтор, – отвернувшись от Предмета, она выкрикивала слова в сторону, где стоял папа. – Неон. Натрий. Калий. Магний. Алюминий. Кремний. Фосфор.
– Не пойдет, снова слишком простой ритм! – закричал папа. – Квадратный корень из пяти?
На миг ей все же удалось сосредоточиться. Рули своими мозгами сама, Мэг! Не позволяй рулить этому Предмету! И она победоносно выкрикнула:
– Квадратный корень из пяти равен 2,236, потому что если 2,236 умножить на 2,236, получится пять!
– Квадратный корень из семи?
– Квадратный корень из семи… – она запнулась. Мысли утекали и разбегались. Их всасывал в себя Предмет, и Мэг не в состоянии была больше сосредоточиться, даже на числах. Еще немного – и ее тоже вберет в себя Предмет, вернее она станет частью Предмета.
– Тессер, сэр! – сквозь волны алой тьмы едва различила она голос Кельвина. – Тессер!
Если перемещение через тессер с миссис Что-такое, миссис Кто и миссис Которой было всего лишь странным, но совершенно не пугающим Мэг ощущением, то с папой все обстояло совершенно по-иному. В конце концов, миссис Которая успела накопить богатый опыт, тогда как мистер Мурри вообще ничего толком об этом не знал! Мэг показалось, что жестокий вихрь подхватил ее и раздробил на мельчайшие частицы. Ей сделалось ужасно больно, так больно, что она потеряла сознание, провалившись в полную тьму.
Глава 10 Абсолютный ноль
Первым ощущением, пришедшим с вернувшимся сознанием, был холод. Затем звук. Да, она слышала голоса, достигавшие ее так, словно им приходилось преодолевать арктическую пустыню. Постепенно голоса сделались настолько отчетливыми, что Мэг узнала папу и Кельвина. Но она не слышала Чарльза Уоллеса. Она попыталась открыть глаза, но веки даже не шелохнулись. Мэг захотела сесть, но так и не двинулась с места. Тогда девочка попыталась сделать хоть какое-то движение: повернуться, поднять руку или ногу. Никакого проку. Хотя Мэг явно имела тело, владеть им она могла не больше, чем глыбой мрамора.