От этих его предостережений Дмитрию каждый раз очень хотелось с хрустом расплющить хрупкую ракушку и показательно вытереть подошву о дорожку. Да, все важны, да, эльфы друзья всем живым тварям, великим и малым, но чтоб так?
Младший садился на корточки, переворачивал улитку как была, гладил по панцирю, пока та снова не высовывалась:
– Смотри, у неё рожки.
И что такому отвечать? Я знаю, не слепой?
– Не забудь потом вымыть руки, братец, будь так добр.
Отец говорил: это ты будь к нему добрее, ты здесь старший. Зачем отец вообще его признал?
А было так – младший родился у смертной женщины и смертная честно растила сына у себя в стране, пока не встретила его, Дмитрия, отца.
– Представляешь, – сказала смертная отцу, и Дмитрий морщился, а смертная усмехалась:
– Представляешь, я одно время апельсина ему на праздник купить не могла, потому что косточки. Потому что они потом не прорастут, вот так отрежешь дольку – а у него истерика, прикинь?
Что прикинь и куда прикинь. Дмитрий сидел по правую руку от отца в самом старом и самом мрачном зале замка и чувствовал, что всё вот-вот изменится. Первый раз так было, когда заболела мать. Мать младшего пришла в пальто не по размеру и фыркала не к месту. Младший стоял за её плечом – в тёмно-зелёной куртке неизвестно из чего и почему-то в красных сапогах. Никто не видит, что цвета не сочетаются?
– Ах ты же господи, да разве ж тут дело в цветах, – отмахнулась мать младшего, когда Дмитрий что-то такое попытался высказать, – тут попробуй на его размер найди хотя бы что-нибудь, а ты о цветах, мальчик…
За этого «мальчика» Дмитрий её ненавидел ещё сильнее.
Отец застал ещё Переход – когда с насиженных мест бессмертные под рукой прежнего короля двинулись на север; и когда прежний король умер по пути, потому что в неизведанных землях умирали многие – именно на отца отозвался старый меч, и именно отец велел горюющим бессмертным идти дальше.
Сам Дмитрий переход запомнил смутно – был мал и глуп; помнил туман, платок на голове, потому что идти пришлось сквозб холод, и женский плач. А как только все, кто хотел и мог, сперва отстроили, а потом вспомнили дворец, отец сказал:
– Отныне нареку тебя именем плоть от плоти этой земли, ибо многие потеряли имена в пути сюда.
И Дмитрий стал Дмитрием – глупое, странное, неблагозвучное имя, в самый раз для смертных. Отец не делал различий – приходил, когда его звали при луне, откликался на просьбы, заключал договоры вроде «отдашь мне то, чего у себя дома сам не знаешь», и вечно норовил забыть взыскать долг – «куда я их дену»?
Так что смертные при дворе появлялись не то чтобы часто, но и не то чтобы очень редко, и сам отец, и лорды из его друзей нет-нет да выбирались на ту сторону – и приносили йогурты, и розовые, отвратительные жвачки, которые даже корове не годились бы, и смеха ради дарили человеческие румяна своим девам.
А дворец разваливался. По наружной стене нет-нет да скатывалась каменная крошка, подновляй или нет. Каминный зал было не протопить. Настоящий дворец остался в земле предков, где у короля хватало сил отменить осень, люди несли дары и оставались танцевать до утра, а мать была жива. Неуютная, зябкая земля – и Дмитрий иногда хотел уйти в поля и идти дальше, дальше, до самого горизонта – чтоб потеряться и никогда не вернуться.
Младший был худой, большеголовый. Если Дмитрий не сидел рядом и не заставлял его учить всё равно что – пропадал в кухне, мешая готовить своими странными попытками помочь. Рассказал поварам рецепт вязкой пастилы – «мама всегда так делала». Или ещё – смотрел за Дмитрием исподтишка, со спины, как будто тот не слышал его топота и ещё детского – не дыхания даже, а сопения. Вот и сегодня – Дмитрий сидел в библиотеке, пока никто не видел – на столе, и перечитывал забавную историю – как смертный вместо сына отдал платье жены, потому что его он «тоже дома у себя не знал». Тогдашний государь посмеялся и отпустил нахала восвояси, но Дмитрий хотел вывести систему – нужна всё-таки точная формулировка или нет? Человек не обязан знать всю утварь, человек может обнаружить паука, мышь или иную тварь и сказать, что не был с ними знаком, и кроме того – почему именно что? «Отдай то, чего у себя дома не знаешь», не «кого»? Разве ребёнок, даже смертный – это «что»? Это ошибка перевода, особенности старого наречия или тот, самый первый государь, что жил в холмах и заключал первые сделки – он понимал, что говорил и почему?
Дмитрий всё вдумывался в свиток, и болтал ногами, и наугад свободной рукой брал из миски куски яблок. В библиотеке было холодно, но сухо, а для тепла Дмитрий поставил на стол шар с извечным светом – хотя по правилам таковой ему полагался только в спальне, ну да кто узнает?