Тем временем, пока выяснялись и решались политические споры, союзники прекратили оказывать продовольственную и иную помощь русским войскам в Турции. Правда, во второй половине 1921 года удалось договориться с властями славянских стран – Болгарией и Сербией – о переводе этих войск на их территорию. Там войска должны были сами зарабатывать на хлеб, главным образом, на тяжелых строительных работах. Однако и тут воинская организация сохранялась и поддерживалась. В Болгарии дело едва не закончилось участием врангелевцев (тут ими командовал генерал А. Кутепов) в свержении правительства А. Стамболийского. Подозревая русских, Стамболийский принимал меры, направленные на ограничение их деятельности. В здании военной контрразведки и у некоторых начальствующих лиц, включая самого Кутепова, были произведены обыски, некоторые из офицеров подверглись арестам. Болгарские власти заявили, что обнаружили документы, свидетельствующие о возможном вооруженном выступлении русских. Те, в свою очередь, доказывали, что документы – фальшивка.
Между тем, Врангелю действительно кое-кто советовал осуществить в Болгарии военный переворот. Так, в конце декабря 1922 г. А. Гучков писал Врангелю, что он уже давно убеждал: если мирными, политическими средствами не удастся обеспечить “сколько-нибудь сносного приюта для контингентов Русской армии”, то останется только одно: “насильственным захватом страны обеспечить себе такое правительство, такой строй и такую обстановку”, которая будет вполне благоприятной для армии. Тогда Врангель ответил отрицательно, даже с негодованием, а генералы Кутепов и Шатилов сообщили Гучкову: данные разведки говорят о том, что никаких шансов на успех “такого предприятия” не существует. Но Гучков сохранил убежденность в том, что “насильственный переворот является единственным и последним средством спасти русские контингенты в Болгарии… Только переворот может спасти, и сегодня переворот еще возможен. Теперь или никогда!” Гучков рекомендовал связаться с болгарской оппозицией правительству Стамболийского, разработать план переворота, “держа его в тайне до времени”.10
Когда в 1923 году правительство Стамболийского было свергнуто, Гучков писал Врангелю: “Сообщите мне, участвовали ли Ваши контингенты в какой бы то ни было мере в болгарских событиях?” Врангель решительно опровергал сообщения английских газет об участии белых.
Письма Гучкова, занимавшего крайнюю позицию в отношении борьбы с Советской Россией (не исключались и теракты; есть некоторые данные, что он стоял за террористами Кавердой и А. Полуниным, убившими В. В. Воровского), любопытны тем, что они иллюстрируют “ментальность” определенной части врангелевской армии и правых кругов эмиграции. Их ни на минуту не покидала мысль в “подходящее время”, как писал Гучков, “одним резким движением, одним порывом… сильным прыжком выскочить на твердую почву”. Сдерживала, вероятно, только рассудительность и осторожность главкома Врангеля.
Но рассудительность, с другой стороны, и работала против него. Уже с начала 1922 г. Врангель стал чувствовать скрытое недовольство, проявлявшееся по отношению к нему со стороны окружавших генералов и некоторых гражданских чинов. Так получилось, что именно в Югославии собралась наиболее активная группа крайне правых. Один из корреспондентов Гучкова писал ему в январе 1922 г., что эта группа в полном значении слова “терроризирует общественную мысль беженцев”. Фактически возродилась “ячейка” Союза русского народа, “завладевшая сначала русской прессой, а затем, владея деньгами, организовавшая во всех колониях наших”.11
Эти люди смотрели на Врангеля как на уже отыгранную карту. Он сделал свое дело: организованно вывел остатки Белой армии из Крыма. Однако теперь монархической эмиграции нужен другой вождь, не столь тесно связанный с Белым движением, с его победами, но и его поражением, а вождь, лучше оценивающий новые задачи Белого Зарубежья. Между тем, Врангель продолжал “цепляться”, как считали монархисты, за лозунг “непредрешения” будущего политического строя в России; к тому же он терял авторитет у правительств бывших союзников. Некоторые припоминали ему борьбу против главнокомандующего ВСЮР генерала А. Деникина в 1919 г., когда Врангель, явно нарушая воинскую дисциплину и субординацию, распространял в войсках свои “памфлеты”, дискредитировавшие Деникина. Все пошло в строку…
Проблема, однако, заключалась в том, чтобы обрести нового вождя. С весны 1922 года в правых кругах Русского Зарубежья стало муссироваться имя Великого князя Николая Николаевича. С началом Мировой войны он был назначен Верховным главнокомандующим Русской армии и пробыл в этой должности до лета 1915 г., когда его сменил Государь. Военные успехи не сопутствовали Великому князю, тем не менее он был довольно популярен в войсках. Отрекаясь от престола 2 марта 1917 года, Николай II одним из последних указов вновь назначил Николая Николаевича Верховным главнокомандующим, но Временное правительство дезавуировало этот указ. Почти весь период Белого движения Великий князь жил в Крыму. Несколько раз, впрочем, вопрос о том, чтобы возглавить Белое движение Николаем Николаевичем, поднимался в Добровольческой армии, но было решено, что эта акция несвоевременна. Николаю Николаевичу сообщили, что в данный момент “открытый монархизм может произвести нежелательное влияние как на некоторые антибольшевистские силы, так и на союзников”. Он ответил, что понимает обстановку. “Будьте покойны”, – сообщил он командованию добровольцев.