В октябре 1924 г. в английских средствах массовой информации получило широкое хождение так называемое «письмо Зиновьева»[21] (он был в это время председателем исполкома Коминтерна), или – «красное письмо». Суть его заключалась в инструкциях, которые Коминтерн давал английским коммунистам для совершения, ни много, ни мало, социалистической революции в Англии. Среди этих инструкций имелись и такие, которые Коминтерн действительно разрабатывал для коммунистических партий, так как вел широкую антикапиталистическую пропаганду. Но «письмо Зиновьева» являло собой фальшивку, и установить это не составляло особого труда. Тем не менее, «письмо Зиновьева» появилось в нужное время: оно должно было «отрезать» лейбористам путь к власти и привести к ней консерваторов. В определенной мере оно сыграло свою роль. С 1924 по 1929 г. Англией управляло консервативное правительство С. Болдуина.
Понятно, что это правительство и его спецслужбы проявляли большой интерес к внутреннему положению СССР. Сведение, что там существует и уже несколько лет действует довольно крупная антисоветская организация правого толка[22] вызвало в английских верхах интерес. С другой стороны, именно этот интерес, как можно полагать, не мог не настораживать «Трест» и ОГПУ: английская разведка располагала значительно большими возможностями, чем разведки стран-лимитрофов, и в принципе могла иметь относительно «Треста» свои планы. Одним из наиболее опытных разведчиков, который мог бы определить «уровень антисоветизма» в России и действительную сущность «Треста», был, конечно, Рейли.
Свою программу террора, в том числе против руководящих деятелей Советской России, Рейли изложил Н. Бунакову, у которого имелись прочные связи с «Трестом». Бунаков познакомил Рейли с Марией Владиславовной Захарченко и Якушевым, которые в сентябре 1925 г. приехали в Гельсингфорс из Ленинграда (Красноштановых перевели туда). Это они уговорили Рейли нелегально посетить Россию, гарантируя ему полную безопасность перехода советско-финской границы через специальное «окно», якобы надежно организованное «Трестом». После некоторых колебаний Рейли согласился. Жене, Пепите Бабадилье, он оставил письмо, в котором писал: «Я уезжаю сегодня вечером и возвращусь во вторник. Никакого риска… Если случайно буду арестован, это будет не более как по незначительному обвинению. Мои новые друзья настолько могущественны, что добьются моего освобождения». Крупно же уверовал Рейли в «Трест»! Фактически он просил жену в случае его невозвращения в указанное время, не начинать розысков. Возможно, впоследствии это и дало поводы для слухов относительно судьбы Рейли…
О согласии Рейли прибыть в Россию Якушев доложил Дзержинскому и Менжинскому. Они дали «добро». И в августе 1925 г. Рейли приехал в Париж, где встретился с Кутеповым. В состоявшемся разговоре Рейли в сущности повторял «трестовскую линию». Он выражал сомнения в энергии эмиграции, но соглашался с Кутеповым в оценке возможностей внутренних антисоветских сил, представляемых, в частности, «Трестом».
25 сентября 1925 г. Радкович и Розенстрем довели Рейли до станции Куоккола. Дальше пошли пешком к реке Сестре, где было оборудовано «окно». Переправились. На том берегу Рейли встретил советский пограничник Тойво Вяхья (И. Петров). Выполняя указания чекистов, он доставил Рейли в Парголово, где посадил в поезд, шедший в Ленинград. В вагоне Рейли «приняли» чекист Щукин и сам Якушев. Утром 26 сентября прибыли в Ленинград, а вечером в международном вагоне направились в Москву. На другой день инсценировка достигла кульминации. На даче в Малаховке состоялось «заседание Политсовета МОЦР». Рейли выступил на заседании, можно сказать, с инструктажем. Во-первых, он указал, что «Трест» должен вступить в контакты с английской разведкой. Во-вторых, внедрить своих людей в Коминтерн, дабы получать секретные сведения о его деятельности. Уже отсюда можно предположить, что, проникая в Россию и идя на связь с «Трестом», Рейли действовал не только по собственной инициативе. За ним, скорее всего, стояла английская разведслужба.