Не паникуй, рак лечится, деловито сказала бывшая жена, когда он все рассказал ей, путаясь и спотыкаясь о медицинские термины, и, для поднятия духа, назвала десяток известных фамилий, актеров, певцов, политиков, которым удалось справиться с этой болезнью, перечислила общих знакомых и кого-то из дальней родни, бывшему начальнику вырезали щитовидку, племянник мужа, совсем еще молодой, заболел раком почек, и одной у него теперь нет, а в целом все хорошо, троюродному дядьке поставили рак крови и он быстро умер, ах, нет, забудь, зря я его вспомнила. Бывшая была славной женщиной, он никогда не жалел о годах, которые они провели вместе, и вспоминал их с приятными чувствами, впрочем, не жалея и о том, что развелся. С новым мужем та завела детей, о которых всегда мечтала, ушла с головой в домашнее хозяйство, посвятив себя семье, той семье, которую никогда не смогла бы получить рядом с ним, раздражающимся от детского визга и не переносящим всего того, что зовется бытом, слишком эгоистичным и свободолюбивым, чтобы быть чьим-то мужем и отцом. В совместной жизни он был невыносим, он знал это и никогда не сердился за то, что бросила его, а радовался их редким встречам, когда жена изменяла второму мужу с первым, и любил дружеские посиделки на его холостяцкой кухне, во время которых бывшая болтала без умолку, доставая сплетни вместе с продуктами из бумажных пакетов. Практичная и деятельная, довольно приземленная, что и сама о себе знала и никогда на свой счет, кстати, не обольщалась, бывшая жена была скорее женщиной без недостатков, чем с достоинствами, если не считать красивую, даже в ее возрасте и после двух родов, грудь. Ей удавалось утешать его в трудные минуты, уверенным тоном давая советы по любым вопросам, даже тем, которые, казалось бы, откуда ей вообще знать, и он звонил ей всегда, когда нужно было поговорить по душам, но сейчас его почему-то раздражал ее бодрый голос, и он сам не мог понять почему. Ты что, не понимаешь, о чем речь, сорвался он на визг. Но ее было не пронять: при правильном лечении выживаемость пятьдесят процентов, стучала бывшая по клавиатуре, выискивая в интернете что-нибудь успокоительное. То есть пятеро из десяти умрут, прошептал он. Пятеро из десяти выживут, тут же последовало возражение, а у тебя, конечно же, ни копейки на лечение, но не волнуйся, у моего есть связи в департаменте здравоохранения. У меня совсем нет времени, вот чего у меня нет, и я никак не могу этого осознать, сбросил он вызов.
У него была своя философия жизни, нехитрая, но и не без оригинальности, он считал, что жить нужно, наслаждаясь каждым днем, даже если ничего не происходит, а чаще всего именно так и происходило, проживать по полной минуту за минутой, не теряя ни единой даром, потому что нет ничего глупее, чем торопить время, мечтая о том, скорее бы настал тот самый час, день или год, как будто между сегодня и тем самым, как между точками а и б, есть лишь пустой, ничего не значащий отрезок, между тем как этот отрезок и есть жизнь, а что же еще. Прославляя жизнь ради жизни, он был почти эпикурейцем, не боялся богов, не тревожился о смерти, во всяком случае, пока не получил от нее первую повестку, верил, что благо легко достижимо, а зло легко переносимо, и все же не искал удовольствий, как большинство, в потреблении, разве что женщины были его слабым местом, он любил их и ничего не мог с этим поделать, но не был бабником в прямом смысле слова, никому не делал больно, ну, может, когда-то давно, в молодости, да и то по глупости, а к остальному — к деньгам, вещам, еде, карьере, пустым развлечениям — был брезгливо равнодушен. Нет, не в развлечениях было его удовольствие, а в том, чтобы ощущать свою жизнь кожей, каждую минуту, каждое мгновение, каждое чувство, все увиденное, услышанное, испытанное, и хотя его дни, да что дни, даже годы, были, прямо скажем, бедны на события, он проживал не меньше, а может, и больше, гораздо больше, чем люди с насыщенной, полной происшествий жизнью, не умеющие радоваться любому, самому простому и бесхитростному моменту.