Гитарист перебирал струны, выстраивая причудливые и прекрасные в своей логической завершенности музыкальные фразы, он импровизировал, словно сам задремал, а руки обрели ненадолго свободу. И вдруг повел что-то испанское... Может, это был Альбенис, может, Таррега, но - настоящее...
На слушателей и на горку монет в шляпе ему было наплевать. Играл, что хотел, и баста.
- Ты?... - спросила певица. - Нашлась пропажа...
Она заглянула в шляпу.
- Не густо...
Толстая бабища в халате, застиранном до стойкого грязно-серого цвета, перехваченном таким же страшным фартуком, подошла к гитаристу, таща за собой железную таратайку.
- Сереж, на беляшик. Только что горячие подвезли.
Он, как бы не слыша, доиграл мелодию - и тогда лишь взял протянутый беляш. На женщину даже не посмотрел...
Певица постояла, подумала, повернулась к Дикому.
- Надо же... не растерял... помнит...
- Что это было? - спросил Дикий.
- Музыка это была.
Певица достала из сумочки несколько банкнот, общей суммой рублей на сто, и кинула в шляпу. Гитарист поднял глаза, увидел стройную девушку, нахмурился, всматриваясь, махнул рукой - ну, не узнал и не узнал, что же теперь?..
- Пошли, - сказала певица. - Можем возвращаться.
- Куда?
- Куда-нибудь. Надо же... что играет...
- Так мы ради него, что ли, сюда тащились?
- Ты не поверишь, Дикий... Я ехала сюда, в здравом уме и твердой памяти, чтобы убить этого человека... И все, что было, - с ним вместе...
И, не дожидаясь ответа, она пошла к автобусам.
* * *
- Тебе когда-нибудь приходилось прощать? - спросила певица.
Место было для таких бесед самое подходящее - станционный буфетик. И перед путешественниками стояла в стопках самая банальная водка.
- Ну, наверно.
- Странно. Я сейчас поняла одну вещь. Чтобы простить, нужно ощутить свою силу. Слабый не прощает, нет! Он делает вид - а потом укусит. Понял?
- Ты что, действительно собиралась убить того дядьку? - спросил Дикий.
- Может, и не собиралась, но очень хотела. И вдруг оказалось, что незачем. Он сам себя убил. Он же играет и сам себя не слышит! Ты заметил? Он играет, как патефон!
- Не, не заметил. По-моему, как раз он играет с душой.
- А я? Как я пою? С душой?
- По правде? Ты дурака валяешь.
Сказанув такое, Дикий съежился. Но по шее не получил.
- Когда что-то важное к тебе вообще не приходит - это еще полбеды. А беда - когда оно приходит с большим опозданием. Вот как ко мне - голос.
- В твоем возрасте так петь еще не полагается, - убежденно возразил Дикий. - У меня одна знакомая в музучилище преподает, она объясняла голос должен созреть.
- Очень она разбирается, твоя знакомая... Слушай, мне впервые в жизни хочется надраться.
- Я вижу. Это только кажется, что надерешься - и все навсегда забудешь. Потом опять вспоминаешь.
Дикий не видел, что рядом со столиком образовался стул, а на стуле пуговичный мужчина с папкой и пером.
- Желание надраться? - уточнил он. - Только и всего?
- Нет! - воскликнула певица. - Это не считается! Надраться я и без посторонней помощи сумею.
- Что ты все про какие-то желания? - удивился Дикий.
Певица отпила водки и поморщилась.
- Какая все-таки дрянь! Ты сказки тысяча и одной ночи читал?
- Нет, - честно сознался Дикий.
- Ну, кино про Аладина и волшебную лампу смотрел?
- Давно когда-то.
- Спасибо и на этом. Помнишь, там нужно потереть лампу, появляется джинн и исполняет твои желания?
- Ну, помню.
- Так вот, я лампу не терла, но сделала случайно одно доброе дело. И мне тоже предложили назвать три желания. Первое я сказала сразу - петь лучше, чем Монсеррат Кабалье. Лучше всех в мире! И тут же почувствовала, что смогу. Потом подумала - если такая старуха вдруг вылезет с голосом, кто ее пустит на сцену? Разве что преподавать в консерваторию...
- Ка-какая старуха?.. - без голоса спросил Дикий.
- Вера Александровна Шелехова, вот какая.
Тут Ликий покачнулся на стуле и чуть не рухнул.
- А ты думал, я ее пришибла и квартиру отобрала? Вот дурак. Значит, голос есть, чего еще? И тогда я захотела стать охренительной двадцатилетней блондинкой, - продолжала певица, как бы не замечая ужаса на лице собеседника.
- Блондинкам больше не наливать, - пробормотал Дикий.
- Будешь меня воспитывать - не обрадуешься, - предупредила певица. Так на чем мы остановились?
- Ты лучше действительно нажрись в хлам и засни, - посоветовал Дикий. - А то, когда ты так говоришь, мне кажется, будто это правда.
- Еще бы не казалось... - проворчал пуговичный мужчина. - Ну так будет мне сегодня третье желание?
- Я нажрусь, - пообещала она. - А с третьим желанием вот что. У меня хватило ума не использовать третье желание немедленно! Я его отложила на будущее. Как конфетку! Так что могу превратить в лягушку. И будешь всю жизнь на болоте квакать - причем интеллект у тебя сохранится человеческий. Как оно? Привлекает?
- Врешь ты все, - сказал, кое-как опомнившись, Дикий. - Голос у тебя от природы. А Шелехову кто-то убил. И ты знаешь, кто, потому что он тебя поселил в ее квартире. И ты убегала из города как раз от него!
- А зачем бы убивать старую дуру? - удивилась певица. - Денег она не скопила, опасной информацией не владела, никому дорогу не перебежала. Жила себе и жила... только вот вдруг заметила, что пока воспитывала сына, внука и еще каких-то чужих детей, жизнь взяла да и кончилась... А ты знаешь, как она жила? Погоди... дай вспомнить...
- Может, не стоит? - спросил пуговичный мужчина.
- Сперва она боялась вылететь из музучилища. Потом ее распределили черт знает куда, полтора часа на автобусе, в сельской школе, в Бердниках этих занюханных, пение преподавать. И она смертельно боялась опоздать на этот проклятый автобус! Ей все время внушали - ты должна, должна, должна! Должна работать, должна быть замужем, должна родить ребенка! И она до чертиков боялась что-то сделать не так! Она боялась петь в ванной, когда стирала и машира выла на полную мощность! Боялась мужа потерять! Боялась остаться одна, потому что ей сказали - нехорошо оставаться одной. Господи, ну почему она им всем верила? А ты знаешь, как она боялась правды?
- Знаю, - подтвердил Дикий. - Сам ее до смерти боюсь.
- Молодец. И вот нашелся человек, позвал... Ну, не всерьез, понарошку позвал, так, играл... А у нее муж, у нее ребенок, у нее кастрюли, у нее свекровь сумасшедшая... Да ничего же и не было! Целовались только... Да он еще и моложе был, на пять лет... Ну, выпивал... Она струсила - и он струсил... Думала - никогда ему не прощу! Мог же настоять, увести, все было бы по-другому! Дикий, я очень много об этом думала. У меня было время, я сидела одна в этой однокомнатной квартирешке и думала. И поняла, что виной всему - этот дурацкий страх. Мне его внушили. И вот однажды...
- Стоп, - сказал пуговичный мужчина. - А вот подробностей как раз не надо. Или ты говоришь наконец, какое у тебя третье желание, или пьешь до дна и засыпаешь, как пьяница на свадьбе - рожей в салат.
- Не-ет! Я третье женанье приберегу! Как конфетку! Я ведь теперь делаю все, чего захочу! Хочу - арии под мостами пою. Хочу - по кабакам гастролирую!
- Ну, что ты, в самом деле... Ну, попроси ты денег и успокойся. Голос есть, молодость - есть, я тебе счет в банке открою и расстанемся по-хорошему, - вдруг заныл пуговичный мужчина.
- Нет, я сказала! Нет! Нет!
Певица треснула кулаком по столу, посуда прыгнула.