— Мишель! Крыша Метрополи выходит на юго-западную часть города. Оттуда весь вид портит этот неуместный разлом. Да и постоянная гарь будет бить в нос. Наш номер расположен с подветренной стороны, и я уже тебе говорила об этом.
— Жоржета, я предлагал тебе поменять номер, но ты сама отказалась, — Мишель показательно зарылся в еженедельнике Московского Разлома. Таблица тотализаторов огорчила его. — Мы кстати проиграли на скачках. Наш лягуш занял лишь четвертое место.
— Кто на первом? Ох, только не говори, что это Сладкая Ножка!
— Милая, ты абсолютно права.
— Мерзкие Рвотшильды, я так и знала, что они будут везде вставлять нам палки в колёса. Мишель, я боюсь что они захотят сорвать нам помолвку или, что ещё хуже, испортить её.
— А кто просил тебя кривляться перед их окнами в прошлый шабат? — он не отрываясь от газеты отпил терпкого кофе и неприятно причмокнул губами.
— Это была лишь невинная шалость, тем более никто не заставлял эту Есфирь примерять новый лифчик не у зеркала, как это делают вменяемые люди, а у окна. Ты видел какого размера её грудь? А эти мерзкие соски?
Мишель задумчиво, но понимающе кивал.
— Эта сучка отбила у меня аппетит. Да к тому же у меня разболелась голова. Мишель, с твоего позволения я отойду в уборную.
Мишель кивнул в последний раз и откинулся в кресле, расправив непослушную газету.
— Есфирь, сучая Есфирь... — Жоржета всё ещё раздражённо повторяла имя своей соперницы, когда нечаянно налетела в коридоре на официанта. Совсем юнец, он был прикреплен к их ВИП ложу до самого конца трапезы.
— Смотри куда идёшь, челядь?!
Жоржета ударила официанта сумочкой по плечу. Балансируя на длинных каблуках она зашагала по красной дорожке гордо виляя задом. Впрочем, вилять долго ей не пришлось. Схватившись за живот Жоржета поскакала в уборную скидывая с себя и туфли и сумочку и все до чего дотягивалась рука. Молодой официант получил затрещину от администратора второго этажа.
— Твою мать Сифон, одень черные очки! Не позорь своего дядьку! Мы не должны открывать гостям глаза и портить им аппетит своим жалким видом!
Юноша быстро исправил свою оплошность, собрался, глубоко вздохнул, да так и остался стоять у приоткрытой двери. Мишель закурил дорогие сигары, и оторваться от этого божественного запаха у Сифона не было ни сил, ни желания.
Жоржета ворвалась в единственную туалетную кабинку и заперлась изнутри.
— Чертовые ночные клубы! Надо перестать туда ходить...
Она сняла трусы и бухнулась на белого друга, да так, что тот закачался. Она не тужилась. Ещё в лифте Жоржета поняла, что живот её болел с самого утра далеко не из-за омлета. Последний её визит в бар Мертвый Коп закончился грандиозной попойкой, в результате которой она пришла в себя на следующее утро в куче картонных коробок на заднем дворе бара, да ещё и измазанной в какой-то мерзкой слизи. Несколько мощных спа-процедур устранили неприятный запах, а вот более глубокие последствия той попойки ей приходилось переживать именно сейчас. Главное, чтобы об этом не узнал Мишель. Жоржета вцепилась в ручку двери и яростно закряхтела, выдавливая из себя инородное тело.
— Твою мать!
Первый раунд оставался за малышом. Жоржета упала обратно на унитаз и перевела дыхание. Ответным ударом зародыш в её лоне основательно прошёлся по левой почке и задел печень.
— Сучье отродье, — прикусила губу женщина и снова вцепилась в ручку. Она закряхтела пуще прежнего. — А ну убирайся из моего тела! Я не дам. Какому-то. Слизняку. Испортить. Мою. Помолвку. Аргх!
Ручка кабинки не выдержала и отломилась. Изрыгая из себя ведро крови и вонючей желчи, что должна была выполнять роль плацентарной жидкости, Жоржета избавилась от ненужной беременности. Слизняк мяукнул, как беспомощный котенок и юркнул в слив унитаза. Жоржета возвестила мраморные стены уборной торжествующим криком и обняв белого друга, потянулась дрожащей рукой за сигаретой. У неё есть несколько минут чтобы прийти в себя.
* * *
— Ну что там, Артем, есть просвет?
Как всегда, новости у нас были одна лучше другой. Да, нам удалось спастись от грандиозного канализационного слива, устроенного то ли глупым стечением обстоятельств, то ли враждебными китайцами. Как и предполагалось, коллектор по которому мы бежали закончился тупиком. Выход оттуда был только один. Один на все времена: если хочешь жить, двигайся вверх. Мы и двинулись, по самой широкой канализационной трубе. Уж не знаю куда она приведет нас, но вела уже битый час и конца, и края этому зловонию не было видно. По крайней мере мне, замыкающему эту ужасную процессию.