Вот так, за неспешной беседой, мы выехали к оживленно кипящему людской активностью рынку. В глазах зарябило от всевозможных цветов торговых палаток и предлагаемых товаров.
Наша повозка подъехала к огороженному месту, где уже топталось, бодалось и лениво двигало челюстями целое стадо ездовых животных.
— Присмотри, — кинула поводья с межой монеткой подбежавшему мальчику Алекто.
— Как обычно.
— Да, высокая госпожа, — поклонился маленький бесенок в засаленной кацавейке. — В ставках участвовать будете?
— Безусловно, — улыбнулась девушка, позволяя снять с себя с повозки Эмилио. — Поставь от моего имени три к одному.
— О чем речь? — поинтересовалась я, оказываясь на руках у Филлипэ.
— И на эту высокую леди — тоже три к одному, — подмигнула мне Алекто. — Выигрыш обмоем в ближайшей харчевне.
Мужчины дружно застонали.
— Количество выпитого, — широко улыбнулась я синеглазому. — Будет обратно пропорционально зависеть от количества купленного.
— Намек понял, — прижал меня к себе мужчина, пробираясь через толпу к ювелирной лавке.
Спустя полчаса…
— Убийца! — орала я, покачивая в руках и в районе коленей пудовую обручальную шейную гривну темных. Это не гривна, это хомут, якорь, удавка! Да если я на себя это вздену, то шею себе сломаю! И палача не нужно, само сделается. Зато не буду мучиться…
— Дорогая, — попробовал утихомирить меня Эмо, — не стоит так волноваться….
— Душегубец! — повернулась я к нему, кивая на золотое колесо от телеги, выдаваемое за обручальный символ светлых. Чтобы носить его, надо быть не женщиной, а бронированным лосем, причем местным, который в полтора раза крупнее нашенского обычного.
Итог: в этих подтверждениях брачного союза от Эмо и Фили можно передвигаться исключительно лежа. Если тебя несут на носилках, и под шеей подушечка. Иначе — способ казни с особой жестокостью.
— Драгоценная! — пытался подступиться ко мне Филлипэ. — Это всего лишь скромное ожерелье на каждый день…
— Убью! — тихо пообещала я, начиная раскачивать обручальную гирю как ядро для метания.
— Может, тебе показалось это слишком скромным, — неправильно понял мои оифовенные слова Эмилио. — Мы можем попросить хозяина подобрать что-то более… богатое.
— Ты его сначала с потолочной балки сними, — посоветовала Алекто, опфовеиио забавляясь.
— Зачем? — нахмурилась я, поднимая голову и обозревая ювелира, сидящего, будто канарейка на жердочке под потолком. — Пусть там посидит! Лишние трупы нам не нужны!
— Высокая леди, — пролепетал несчастный. — Если это возможно, то не могли бы вы перенести ваши изумительные чувства наружу и дать им волю там? У меня дети. Мне их нужно кормить, а если вы начнете швыряться предметами брачного туалета, то кормить мне их будет нечем!
— Брачный туалет — это круто! — пришла я дикий восторг и хорошее настроение. — Я бы даже сказала — бракованный сортир! Но постараюсь выглядеть хорошо воспитанной женой и…
— Пошлю вас прилично! — закончила за меня Алекто.
— Радость моя, — попытался внести мир в нашу войну Эмилио. — Это просто необходимо для подтверждения твоего статуса. Ты же не хочешь…
— Не хочу, — перебила его я. — Не хочу ползать, удавливаться и быть расплющенной двумя ошейниками.
— Ты должна! — проявил норов Филлипэ.
— Кому я должна, тех прощаю, — донесла я до его грецкого ореха, ошибочно выдаваемого за мозг. — Остальные пусть становятся в очередь.
— Но это же традиция, — снова сунулся в нашу трогательную беседу Эмилио.
— Да ради бога! — шмякнула я на прилавок шейную гривну, устав держать этот блин для тренажера.
Гривна благополучно проломила дерево и устремилась к полу.
— И вот это ждет каждого поработителя! — прокомментировала я, обводя пальцем дыру в прилавке. — Я вот никак не пойму, если я вам так надоела, то почему нельзя меня прикончить попроще милосерднее, менее экзотичным способом?
— Магдалена! — заорал Филлипэ, грохнув кулаком по второму прилавку. — Как у тебя язык повернулся такое сказать!
— Влево и вправо, — пояснила ему я, совершенно не реагируя на его гнев. Зато на это прекрасно отреагировал ювелир, сверзившись с потолочной балки на шею Эмо.
— Красавец, — сообщила мне Алекто, подпихивая локтем в бок и ласково улыбаясь ошарашенному хозяину лавки, сидящему на плечах у обалдевшего Эмилио.
— Который? — озадачилась я, покусывая губы.