Выбрать главу

- Лаской пускай она...- тут же нашелся Саня, кивнув в сторону Лиины, которая наблюдала за ним со смешливым искорками в черных глазах.

- Хорош трепаться. - вдруг с жестью в голосе осадил его Арнольд. - рассказывай спокойно, по порядку, что тут у тебя произошло. И пожалуйста, не ври. Не хочется мне применять непопулярные меры, а ведь придется.

Саня неожиданно испугался.

- Да я не знаю... встал покурить перед сном, слышу - ручка начала поворачиваться. Я стою, ничего не делаю, жду, что дальше произойдет. Потом это зверь ручку - хрясть, и входит. Я чуть не обосрался... пардон.

Чопорно кивнул он в сторону Лиины.

- Так вот, говорю, что чуть не обосрался. Вжался в подоконник, стою, ни жив не мертв, а эта пакость только башкой вертит. Потом грабарки ко мне протянула, схватить, значит, хотела...

- И что вы сделали? - просил Арнольд рассеянно, поскольку Саня вдруг замолчал. - что вы сделали и зачем?

- Ну, как... сначала я его головой в живот зачем-то стукнул...для чего, сам не понимаю. Ей-богу, едва себе шею не свернул. Он только покачнулся, так вот назад отступил, и опять на меня попер. Ну я и...

Саня вдруг растерялся. Он представил, как глупо выглядит человек, который пытается победить робота при помощи пуховой подушки, и запнулся.

- Ну, и что вы сделали?

- Я его подушкой ударил.- честно ответил Саня, чувствуя себя полным идиотом.

- Вот так. - обращаясь к Петровичу, грустно заметил Арнольд. - Это не человек, а тайфун какой-то. Мало того, что он спьяну сбивает наш первый экземпляр, который проходил обкатку в реальных условиях, так он еще открывает нам глаза на вещи, которые творятся за нашей... за нашими спинами. И, открыв нам глаза, он одним махом перечеркивает большую часть работы. Торнадо. Землетрясение. И это все за один день.

- Слушай, Абрамыч... может его закопать, пока он все твои лаборатории на воздух не поднял? Это же какой человек. Видит кнопку, на которой написано - ни в коем случае не нажимать. Что сделает? Конечно, тут же нажмет. Просто ради интереса. А что будет?

Саню кинуло сначала в жар, потом в холод. В разговоре этих двоих не было даже намека на шутку. Похоже было на то, что просто пара фермеров решают простые бытовые вопросы - какую свинью заколоть а какую оставить еще наращивать сало.

- Нельзя, Петрович, что я тебе говорил, да и сколько раз? Нельзя людей просто так убивать. Ты просто не знаешь, с какой сложностью связано создание даже простевшей программы. Не знаешь? Ну, я надеюсь, хотя бы догадываешься.

Петрович, уставившись на начальника исподлобья, только негромко сопел - и Саньку казалось, что этот еле слышный звук предвещает страшную грозу. Арнольд же почти ничего не замечал, развивая одну их своих теорий.

- Фактически каждый человек - неповторим и уникален. Никто не может похвастаться тем, что у него есть двойник - собственно говоря, всеобщая уникальность стала чем-то обыденным и привычным, но вот полного, абсолютно полного двойника нет ни у кого. Я понимаю, мой юный друг, что вы мне хотите сказать, вы мне хотите сказать про близнецов, так ведь? Вынужден вас огорчить - близнецы не настолько одинаковы, как кажутся. У них, несмотря на однояйцевой происхождение, могут быть абсолютно разные зубные формулы, разный разрез глаз, разная форма ушей и даже скул. Хотя, конечно, общие черты внешнего сходства сохраняются. Но это не полные двойники, а, скажем так, удачные дубли. Что мы с вами можем еще назвать двойниками?

Саня подтянул к себе одно колено и положил на него подбородок. ОН уже третий раз был свидетелем не вовремя наступающей разговорчивости хозяина, и только теперь понял, как рисковал, позволяя себе перебивать его и тем более спорить. Петрович, коренастый тертый мужике и холодными глазками, покорно слушал, и, похоже, у него даже в мыслях не было перебивать Абрамыча.

-Фотографические отпечатки? Да, конечно, сама идея фотографии для своего времени, можно сказать, революционна - передать потомкам буквальную информацию о своем мире, о своей внешности, обстановке, которая нас окружала. Но фотография не передает голос, манеру разговора, жесты, интонации.

- А кино и видео?- брякнул верный себе Саня. Петрович и Лиина уставились на него с удивлением и, как показалось Сане, со страхом.

Арнольд досадливо поморщился и потряс в воздухе кистью.

- Ничего, ничего нового. Тот же самый формат, то же самое копирование. Вы что, не понимаете, что тысячи поклонниц какого-нибудь верещалки смогут быть счастливыми только тогда, когда он обнимет их и признается в своей любви? Что мать, потерявшая сына, сможет прекрасно общаться с его мускульным двойником? Что я смогу создать свою точную копию, заложив в память машины свое поведение в миллионах возможных ситуаций, заложить в нее даже тембр голоса и интонации!! Конечно, моя копия не будет дергать головой, отгоняя назойливую муху, но все-таки это будет моя копия.

Арнольд замолчал, углубившись, видимо, в созерцание своего двойника, который будет, надо думать, гораздо более приятным в общении. Даже если он не будет говорить без остановки, почти не слушая собеседника, даже если он только лишь не станет замолкать в самый неожиданный момент, предоставляя другому домысливать за него неоконченное предложение - он уже будет замечателен в общении.

- А что! - завопил Саня, забыв даже о том, что он-то находиться вообще в неопределенном положении. То ли жертва, то ли беглец, то ли преступник...- Это же отличная идея! Это же можно срать на бриллиантовом унитазе!! Это ж можно... это ж можно... это э можно...

К сожалению, его подвела фантазия - и ничего, кроме алмазного унитаза, для выражения восхищения она не смогла ему представить. Но и этого хватило.

Лицо Арнольда оживилось, и даже морщины, сверху вниз и во все стороны избороздившие впалые щеки немного разгладились - он торжественно поглядел на Петрович и отчеканил.

- Ну что я вам говорил? Как видите, можно прекрасно обойтись и без того, что вам мило. Даже если представители пролетариата, который я, честно говоря, не очень то люблю, хотя среди них есть, конечно, замечательный представители, особи, делающие честь, можно сказать без преувеличения, любому слою...

- Это я то пролетариат, едрит тебя в ноздрю кабаньим хреном, трипи- напи!! У меня мать, между прочим, инженером работала, пока не спилась. Между прочим, она была очень, очень даже большим человеком, я говорю... нашел пролетариат!!

Саша заметил, как вытянулось репа у Петровича, но не придал этому никакого значения.

- Бабла можно срубить нехило, это и дураку понятно, а я, да будет тебе известно, таковым никогда не был... так что... вот мои

- Он кретин, это ваш пролетарий...- со вздохом проговорил Петрович, вразвалочку подходя к Сане и успокаивая его, обнаглевшего, страшным ударом под ребра. - Ты кретин, пролетарий. -

Продолжил он, наклоняясь над Саньком и равнодушно наблюдая, как лицо того приобретает мертвенную бледность.- если тебе не объяснили, то ты должен был заметить сам, что здесь никто, никогда и ни по какому поводу не перебивает нашего шефа. Отчасти это происходит из-за уважения, искреннего уважения, с которым коллектив нашей лаборатории относиться к нему, отчасти из- за того, что, потеряв мысль, он ее может потом упустить. Понимаешь ты это, ебака?

Проговорил он почти отеческим тоном, вдавливая пальцы в Сашин подбородок и впиваясь в его растерянные глаза.

- Вижу, вижу что понимаешь. Значит, то должен понять, что у нашего шефа взгляды принципиального пацифиста, который фактически отрицает насилие. Он его отрицает лично, так как не может даже курицу лишить головы. Но при этом он понимает, что в определенных дозах любое насилие необходимо, так устроена наша поганая жизнь. Я тебе скажу, юноша, что именно для этого я здесь и нахожусь. Понимаешь? Я здесь карающая рука правосудия, я и судья, и суд присяжным, и прокурор, и адвокат. Ясно?

Саша испуганно кивнул. Ему вдруг стало страшно - кто знает, что эти два безумца, а оба были не в себе, он это уловил на каком-то подсознательном уровне - что они с ним намерены сделать?