- Мы тебе что, дети? - возмутился Санек. Он твердо решил идти в зоопарк - кто там содержится, его не интересовало - только поднявшись с тяжелым животом из-за стола. Может даже - из- под стола. Но Таня проявила непонятную твердость. Она не стала уговаривать демона, или двойника, или кем там Саня являлся на самом деле, она просто развернулась и пошла в одну из улиц. Троица из купола, совершенно не знавшая места да и боящаяся странных людей, которые с ходу принялись их делить, покорно побрела следом.
*
Утро, как и следовало ожидать, было страшным, хотя Санек смог записать к себе в актив одну победу над местными порядками. Он не пропалывал грядки вместе с Зоткой, то есть, Зойкой, и Снэком, который в один час превратился в Сеньку. Быть может, Санек бы не отказался помочь друзьям, даже скорее всего бы не отказался, но слушаться как робот, как машина, бородатого старшину с колючим неприязненным взглядом было для него позором.
Хотя, кто его знает... он и грядок-то толком не видел. После посещения зоопарка он сел за стол, быстро накатил себе стакан и залпом его выпил. Потом взялся за второй. Потом бутылка кончилась, а потом он лежал под столом и вскрикивал от кошмаров, атаковавших его отравленный мозг. Ему снились какие-то уроды с перепончатыми крыльями длинными суставчатыми пальцами узких ступней, короткими спинами и могучими, несоразмерно развитыми грудными мыщцами. Челюсти у уродов были чем-то средним между клювом черепахи и человеческими, поскольку были утыканы криво и косо узнаваемыми зубами. Твари лазали по решеткам, хлопали крыльями, часть перепонок которых была предусмотрительно вырезана, и безостановочно трещали пронзительными голосами. Саня, обмирая от отвращения, видел их гениталии, нормальные человеческие органы размножения, видел женские груди, которые увеличивали летательные мышцы до гротескного размера. Ему было дурно...
Потом его подвели к бассейну с мутной водой - и из под нее сразу стали подниматься знакомые по речному приключению головы. Некоторые были с более грубыми и жесткими чертами, у некоторых различался разрез желтоватых глаз и их оттенок, у некоторых спинные гребни были выше...но в принципе, сомневаться не приходилось, это все была одна порода.
Дальше располагались вольеры, в которых обитали печальные существа с длинными хвостами и сухой шелушащейся кожей.
И в них тоже можно было признать людей - если бы не когти на длинных, ни к чему неприспособленных пальцах коротких и кривых рук и ног, кривых настолько, что двигаться существа могли только на все четырех, короткими перебежками...
Дальше Санек смотреть наотрез отказался - к тому же Таня сочла, что приказ старшего она выполнила, еду достала, зоопарк показала. А что до точности выполнения - никто же не заставлял показывать всю коллекцию... а на двойника, или гостя из прошлого уже после первого вольера смотреть было страшно - казалось что он вот-вот просто упадет в обморок. И что ей тогда оставалось бы делать? Мускуловиков для переноски тяжестей давно уже упразднили, из-за копирования тяжелой и здоровой жизни прошлых веков - но сама она при всем желании не дотащила бы здорового мужика до своего дома.
Так что Татьяна поглядела на синюшнее от сдерживаемой дурноты лицо их взрослого товарища, схватила его за руку, чем заслужила ненавидящий взгляд Зойки, и быстро провела к выходу, стараясь, чтобы он не видел беснующихся за решетками существ. Оказавшись за пределами обнесенного глухим забором зоопарка, Санек вроде бы пришел в себя, порозовел даже - но достал бутылку, не стерев даже пыль, зубами сорвал пробку и сделал первый небольшой еще глоток.
- Ну не хрена себе коллекция...- прошептал он прижженным горлом - в кунсткамере такого нет... ладно, пошли к тебе, пока нас тут за распитие на улице не оштрафовали. Таня недоуменно подняла брови, но спорить не стала и направилась домой.
Дорога, а так же и сам дом начисто выпал из Саниной памяти - в похмельном тумане всплывали отчего-то обтянутые задницы, нависшие над грядками, черные от земли пальцы и нытье СНэка... то есть - уже Сеньки.
Еще ему казалось, что на огороженном декоративным забором - хотя в узорах прослеживались совсем не шуточные шипы - участке то и дело появлялись какие-то люди, смотрели на него жалостливо, трепали по плечу и даже жали обе руки сразу. Особенно ему запомнилась красавица, которая так прижала его к груди, что Саня даже не миг протрезвел. ОН никогда не видел такой роскоши не менее шестого размера над тонкой талией и высокими ногами. К тому же дама - или девушка, кто их разберет с уменьем выращивать новые органы - имела слегка вытянутое лисье лицо и огромные серые глаза под густой челкой.
Протрезвел, но только на миг - а в следующий миг зарылся носом в вырез и крепко ухватил красавицу обоими лапами пониже спины. Потом, только потом ему стало стыдно - оказалось, что рядом стоял ее муж, но ничего не предпринял, а только смотрел так же, как и все. С нескрываемой и какой-то брезгливой жалостью. Красавица лепетала что-то про ценность жизни, про то, что есть другие миры, куда его при желании могут отправить, но что там ничуть не лучше, поскольку в каждом живет совершенно определенный контингент, и это далеко не всегда добрые и приличные люди. И муж ее, красавицы, что странно, то же что-то бормотал про позорный путь ухода - пусть он, Санек, сначала объяснит, как получилось так, что его изобретение, которое должно было, по идее, обеспечить стране изобилие и процветание, привело весь мир к катастрофе. А вот потом уже все вместе, на общем сходе решат, куда его отправить...
Все, что происходило, Санек воспринимал как один сплошной, нескончаемый бред - он бил себя в грудь, что -то пояснял и доказывал, даже пел песню - какое мне дело до вас до всех, а вам до меня? И толпы людей, которые двоились и троились, понимающе качали головами, некоторые даже пытались подпевать. Потом Санек требовал выпустить несчастных животных, потом клялся в вегетарианстве и запустил палкой карбоната в капустные грядки и в доказательство чистоты своих намерений бросился все в ту же капусту и стал яростно грызть кочан...
Ему все прощалось. И все это он помнил очень смутно. Последнее, что выдавало ему оглушенное и задохнувшееся серое вещество под черепом - очень высокие ступеньки, фактически непреодолимое препятствие, которое каждый раз оказывалось не там, куда он ставил неуверенную руку. В конце-концов он лег животом на землю, закрыл глаза и стал штурмовать лестницу ощупью... судя по тому, что утро увидело Санька под столом, ему это удалось.
Саша лежал, чувствуя идущее от пола живительное тепло и боясь пошевелится - казалось, в голове лежит, распирая кости, каменный булыжник, который от малейшего движения может развалить голову на куски. Но в горле давно уже стоял сладковатый ком, и Саша, который хорошо помнил, к чему приводит данный симптом, судорожно сглатывал слюну, которая текла все обильнее. В итоге он разлепил веки и тут же зажмурился от резанувшего по зрачкам света, застонал и решил не шевелиться. Но ком все рос, распирал горло, давил не желудок и тот отзывался спазмами...
Кончилось утро тем, чем и должно было - Саня вылетел с крыльца, описывая ногами замысловатые кренделя, уперся одной рукой в стену и другой схватился за живот... он блевал, вытирая с губ пузырящуюся слюну с горькой желчью, с утробными звуками выворачивал себя наизнанку и не мог остановиться, выдавливая последние желтые капли.
Он видел стоящие недалеко от него босые ноги и, когда справился с последними пустыми судорогами, поднял лицо и вымученно улыбнулся, представляя, какое жуткое зрелище сейчас являет его лицо. Густо багровое, в бисеринках больного пота, с пульсирующими сизыми венами и искривленными усилием сдержать позыв блестящими губами...
Таня смотрела не него холодно и отрешенно. Потом пожала плечами и кивнула подбородком в сторону крыльца.
- Иди еще выпей. Сейчас тебя провожать придут.
- Что? Кого? Куда? Меня?
Казалось, что мертвый булыжник в голове выдавил последнюю способность мыслить.