Таня поднялась, подошла к нему, шатаясь, и Саня стал вытирать ее совершенно мокрое лицо, опухшие от слез губы.
- Я же была счастлива...я с другими была счастлива... все были такие хорошие... мне с ними было так приятно... даже лучше, чем с мускуловиками... но почему я этого гада забыть не могу? Я должна его забыть!!
Она рыдала на чужом мужском плече, и Санек гладил густые волосы, думая, сколько бы отдал Рут за такую возможность - и не испытывал никакого желания утешить, как может мужчина утешить женщину. Пора волчьих свадеб и синих снегов основательно выбила его из колеи.
*
Так и застали их вечером очередные жители поселения, пришедшие к смертнику с новой порцией утешения. Комната смердела застоялым духом перегара и табака, а за столом, который иллюстрировал своим видом разгульную и нездоровую жизнь прошлых эпох, нежно обнявшись, спали двое - и румяная щека девушки лежала в той же куче объедков, что и полуседая отросшая борода незваного гостя.
Люди постояли, посмотрели, пожали плечами, глубоко вздохнули и молча разошлись. В конце концов, каждый волен убивать себя так, как ему это нравиться, и никто не может вмешиваться в личную волю человека.
Саня обладал особенностью, которая бесила всех, с кем ему доводилось жить вместе в разные времена. Мало того, что он мог пить по нескольку дней кряду без остановки и практически без сна - один или не один, неважно. Он двигался по ночному городу или деревне в неопределенном направлении, глотал пиво, для которого в его брюхе днища не было, курил одну за другой, смотрел на звезды или просто мутное небо ненастья, разговаривал с каждым встречным. Потом пиво кончалось, он брал еще, потом еще, потом садился в ступоре и опять курил - но не спал. Зато когда мозг, отравленный беспредельными ударами алкоголя, отказывался повиноваться, наступала другая фаза запоя - сон. Санька срубало в любом месте, он сворачивался калачиком и пропадал для мира. В это время его можно было раздевать и одевать, переносить, ставить, раскрашивать красками, стричь наголо, пинать ногами и поливать водой - он спал. Ну а если свалиться удавалось удачно - в чьей- нибудь квартире и даже не на полу, то в ближайшие двое суток его мог поднять лишь один человек. Тот самый Костик, который написал стихи про волчьи свадьбы и бегал, как заводной, по пустым дорогам единственного сохранившегося тогда заповедного московского леса. Но он был жесток - он орал прямо в ухо своим трубным басом, он мог облить ледяной водой, он нещадно стаскивал одеяло или спальник и в морозы настежь раскрывал окно. Санек
ненавидел его в такие минуты самой лютой ненавистью, призывал на лысую голову все проклятья, которые знал - но поднимался.
Здесь Костика не было и быть не могло - и когда Таня, чей молодой организм быстро преодолел похмелье, попыталась его растормошить, то получила только слегка отползшее под бровь веко и полоску красного от давления белка. Рот, выпустивший некое незнакомое ругательство, дохнул таким абмре, что бедная девочка шарахнулась в сторону, как ошпаренная. Потом посмотрела на согнутое перед столом тело, потерла щеку, на которой вдавленным узором отпечатались какие-то стебли, и с молодой прытью выскочила на крыльцо.
Но, видимо, что - то серьезное произошло в окружающих поселение лесах. Не потребовалось даже Костика с его свирепой побудкой, Санек встал сам. Долго и очумело водил налитыми глазами, промаргивал набрякшие веки, приглаживал взъерошенную бороду - и никак не мог понять, что же его подняло. Он себя знал, и знал, что двое-трое суток после даже одной хорошей пьянки для него просто не существовало. Это раньше он мог пить ночами напролет, а потом еще ехать на работу. Сороковник давал о себе знать, все больше и больше времени требовалось даже для простого физического восстановления, еще больше - для возвращения к полноценной жизни. После тех убойных доз, которые он, не щадя живота, заливал себе в перехваченную глотку - виденное в зоопарке никак не отпускало его и требовало все новые и новые порции оглушающей отравы - он должен был валяться в виде безмолвного тела как минимум два дня...
Сфокусировав зрение на столе и стараясь не делать лишних движений, так как даже упавшая на плешь пылинка вызывала приступ трудно переносимой боли он протянул руку к плошке с огурцами, потом протянул вторую, потом, стараясь не пролить дрожью полупустую емкость, поднес ее к губам. Холодная соленая жидкость с запахом укропа и чеснока помогла, но Санек знал, что это ненадолго. Однако и лекарство стояло рядом, играло солнечными бликами на округлом боку. Но при одной мысли о водке, ее запахе и вкусе Саня едва было не исторг спасительный рассол обратно.
И тут он почувствовал, что в комнате кроме него еще кто-то есть. Стараясь не делать лишних движений, Саня повернулся - и наткнулся на прямой немигающий взгляд развалившегося в кресле до боли знакомого человека. Несколько минут ушло на то, чтобы память выдала информацию, после которой Санек хрипло сказал.
- Здорово, Арн... То есть, привет, Рут. Каким ветром тебя сюда занесло? Что ты тут делаешь, среди дикарей, бубеноть?
Рут не нарушил своего ледяного молчания, Рут рассматривал Санька так, как можно было рассматривать кошку с перебитым хребтом. Со смесью жалости и презрения.
- Ну что ж... - протянул, не ответив на приветствие, Рут.- никто не сомневался, что ты именно так и поступишь. Теперь ты себе отрезал все пути для нормальной жизни. Здесь ты тоже будешь никем, и звать тебя будем никак.
- Это почему это еще? - воинственно спросил Санек. - между прочим, под вашим гробанным яйцом я был богом, здесь я демон. Это почему это меня звать никак?
- Да, ущербность мышления прошлых веков налицо. Оттого то вы и привели мир к катастрофе, что не могли подумать ни о чем, кроме сиюминутных удовольствий. Вам было глубоко начихать на окружающий вас мир, вы были злобны и узколобы. Так и ты. Ради того, чтобы нажраться, ты закрыл себе все будущее. Теперь ты не можешь здесь оставаться.
- Погоди, погоди. - Санек закрыл глаза и сжал лоб, борясь одновременно и с накатившей изнутри болью, и с толкнувшей горло тошнотой. - что-то мне Танька про это уже говорила... а... сначала меня изучают... блин, может еще в зоопарк поместят? А потом дают водки столько, сколько могу выпить, и отправляют туда, где... где еще эти, мутанты водятся. Да?
- Да. - невозмутимо подтвердил Рут. - Хотя за то, что ты вчера напоил мою любовь, за которую я могу отдать жизнь, тебе будет выставлен отдельный счет.
Саня скривился, выражая презрение к этому типу.
- Ладно, ты на себя-то посмотри, козел обтруханный. Чем ты занимаешь? Генетический материал сюда поставляешь? Раньше знаешь как это называлось? Торговля живым товаром, сиречь - сутенеры. А сутенеров надо убивать сразу, как только встретишь и поймешь, что он занимается. Что ты там про Таньку говорил? Вот так. Вырвал девочку из привычного круга, соблазнил, сучонок, жизнь ей, можно сказать, сломал, а теперь туда же. Я ее напоил... да она сама у меня из рук рюмку выхватила, если хочешь знать, а я отбирать не стал. Я христианин, понимаешь ли, я за свободу выбора. Хочет пить - пусть пьет. А вот не был бы ты таким чудаком с буквы м, то я бы тебе рассказал такое, отчего бы ты, плешивый соблазнитель, прыгал бы тут, как журавль на болоте, и хохотал от радости.
Санек, который мог разговаривать с кем угодно и о чем угодно, причем зачастую даже не знаю предмет разговора - причем это не мешало ему убедительно доказывать то, о чем он и понятия не имел - вдруг устал после это небольшой речи.
Он, ощутив секунду слабости, поддался и поглядел на бутылку мученическим взглядом. Рут, который тоже колебался - чувствовал, что Саня знает что-то о его любимой девушке вдруг махнул тощей кистью и сказал.
- Хрен с ним, давай, накатывай, а то ведь помрешь ненароком. Да давай, давай - подтвердил небрежно, поскольку Саня вытаращился на него с изумлением и аж протрезвел на миг. - а то я тебя в своем районе не видел, а то я не знаю, что ты из себя представляешь. Ты ж даже с мускуловиками пить умудрялся.
Санек, берясь за горлышко, поморщился. Да, было такое дело. Мускуловик, который сидел напротив, вполне правдоподобно опрокинул рюмку - но, видимо, закоротил голосовую мембрану и сразу окончательно замолчал. К тому же, водка, на найдя пищевода, полилась обратно на подбородок... больше Санек этому экзотическому собутыльнику не наливал.