Санек вспомнил сегодняшнюю экскурсию и передернулся. Никакие плакаты, никакие наскучившие нотации о вреде алкоголя не били его так, как десяток любопытных детских глаз. Они не смотрели на него, как на живого человека. Он был для них отработанным, ни на что больше негодным материалом. От него пахло разложением.
Санек сомневался, что кто-нибудь из этих детей рискнет дотронуться до него даже пальчиком.
То ли от пережитого позорного напряжения, то ли от пьянки - Саньку казалось, что последнее время он только и делал, что вливал в себя все, что хоть отдаленно напоминало вожделенный этилен, хотя пил-то всего два дня - его вдруг отказались держать ноги. Он упал, как подрубленный, на ступени крыльца, потом достал сигареты и долго мял в пальцах одну, раздумывая, закурить или нет. Он не любил курить с похмелья... но, с другой стороны, сам процесс и на трезвую голову нельзя назвать приятным. А уж полезным или, например, осмысленным - тем более. Понимая, что вряд ли табак освежит трещащую голову, Санек все таки закурил. Что-то в этом было родное, привычное, принесенное издалека - из таких глубин, про которые и помыслить страшно.
Санек не понимал, как умудрился скакнуть из глухой рязанской деревни в бурлящую современным кичем Москву, потом оказаться в космосе - и в итоге здесь, много лет тому вперед. Не понимал, да, если честно, совсем не вдумывался. Может, только поэтому и не сошел пока что с ума - некоторые вещи, как выяснилось, проще принимать такими, какие они есть, не пытаясь залезть в опасные глубины.
Он закурил, выпустив в чистый воздух удушливое серое облако. Легче, как и следовало ожидать, не стало, не пришло и ощущение уюта. Санек вдруг представил живо и ярко, как на розовую нежнейшую ткань легких ложится очередной слой вонючей смолы - и с неожиданным для себя отвращением отбросил начатую ядовитую палочку.
Потом несколько раз глубоко вдохнул, прислушиваясь к себе - в груди что-то натужно сипело и булькало, раздраженное горло пощипывало, рот заполнился горькой слюной...
Санек поморщился - на этот раз раздражаясь на себя. Если так дальше дело пойдет, то ведь перестанет и пить, и курить, а потом, глядишь, на девок заглядываться. Он не мог объяснить даже себе, что хорошего люди столь долгое время находили в постоянном употреблении смертельно опасных веществ - но раз употребляли, употребляют и продолжают употреблять, значить не просто так.
Он представил себе надвигающуюся неизвестность, тоску по ушедшим навсегда людям, пропавший мир, который был таким предсказуемым и уютным... и что, теперь даже за тех, кто остался в прошлом, нельзя будет поднять стопку? За того же Костика, невыносимого упрямика, как его назвала очередная - но самая любимая подруга? Вспомнить шипящее на углях мясо, водку из маленьких стальных стопок, закатные сосны, уносящие тяжелые кроны в подсвеченные алым облака? Споры ни о чем, смех по пустякам, неожиданную нежность к этим ускользающим секундам - вспомнить все это и не помянуть ушедшее доброй рюмкой?
Санек отрицательно покачал головой и едва не взвыл - одна добрая рюмка привела за собой бессчетное количество сестер и они теперь разламывали голову по швам.
Чтобы хоть как-то отвлечься - поскольку уже близилось дыхание темного похмельного страха- он стал оглядываться, пытаясь понять, куда же все-таки его занесло. И что можно ждать в будущем.
Саня пошлепывал губой в задумчивости, щурил глаза, приглаживал растрепанную бороду и всклокоченные вокруг плеши волосы - но все же ухищрения не помогли и он оказался в полной растерянности. Участок, на котором стоял приютивший всех дом, казался самым обыкновенным дачным участком. Не большим, очевидно, что в селении, окруженном лесами, сказывался земельный дефицит - но ухоженным и возделанным с истинной любовью и умением. Из разрыхленной и удобренной земли рвалась могучая зелень, кроны яблонь были идеально - с точки зрения садовой науки - подрезаны и клонились под тяжестью зеленых незрелых плодов, в широких зеленых листьях виднелись белые бока тугих кочанов.
Саня сморщился, выражая свое недоумение - видимо, их поселили в место, где до этого хозяйствовал какой-то сумасшедший педант-огородник. Кто из нормальных людей будет стоять кверху задницей, пропалывая сорняки, обрезая усы у клубники и окучивая картошку? Когда все это можно прекрасно получить из генератора материи - причем такой, какой стоял здесь, мог выдавать и довольно сложные блюда. На соседних участках, решил Саня, не встретишь даже следов такого глупого трудолюбия. Там, он был более чем уверен, если что и растет - так это радующие глаз и не требующие особенного ухода цветочки. Сиди, пей ликерчик и дыши вечерним, напоенным ароматом воздухом. Саня сам бы сделал именно так, причем цветы бы посадил такие, которые не требуют сложного и утомительного ухода. Он даже не представлял, есть ли такие сорта, но отчего-то они ему представлялись в виде роз, но с махровыми лепестками. Да - и еще чтобы кресло стояло под черешневым деревом. Протягиваешь руку и закусываешь налитыми, темно-багровыми блестящими ягодами.
Саня вдруг вспомнил данную детям клятву, свое глупое торжественное обещание и затосковал. На хрена нужны ягоды, какими бы красивыми они не казались, каким бы великолепным вкусом бы не обладали - если нечего закусывать? Их что, просто так есть прикажете?
Брошенное в пьяном угаре хвастовство заводило жизнь в тупик. Раньше все пути казались короткими, понятными и доступными. Перед каждой трудностью нужно было сделать всего лишь одно волшебное действие - сесть и выпить, и проблема исчезала. Ну, может быть, не исчезала, может быть становилось незаметной, но при этом набирала силу и росла - зато при этом ее как бы не было. Теперь же проблемы вырастали, куда ни кинь взгляд, неприступными твердынями - и от самой мысли, что их придется штурмовать на трезвую голову, становилось дурно. К тому же похмельные чудовища приобрели вполне конкретный вид, вид монстров из зоопарка, и Саня, нервная система которого была измочалена водкой, взревел. Окажись на его месте Костик, ох, какие бы проклятия услышал бы этот ухоженный участочек! Очутится на сотни лет тому вперед, и не иметь возможности разбавить шок напитком нужной крепости!! Как бы гремел его утробный бас, сотрясая окрестности и смущая потомков забытыми выражениями с очень, очень экспрессивной окраской... потом, отревев и отбуйствовав, сел бы друг ну ступеньки, налил...
Саня замер на секунду, потом наотмашь, резко и сильно хлестанул себя по лицу. Потом еще раз и еще. Мысли крутились вокруг одного, мир сузился до ширины бутылочного горлышка - огромный, изменившийся неведомый мир. Перед мысленным взором вдруг появилась полынья - плескалась, раскачивая ледяное крошево, темная потревоженная вода, прилипали пальцы к обледенелым перилам, пар валил от ярко-красного тела. Саня вспомнил огонь, которым ласкал обнаженное тело мороз, вспомнил эйфорию и ощущение полета и бьющую через край энергию...
Саня встал и нетвердыми шагами направился в глубину дома. Кто-то, помнится, из соболезнующих, предлагал его кинуть в бассейн с ледяной водой - пусть, мол, простудится и помрет, все ж смерть на такая позорная...
В дальней половине действительно отыскался целый комплекс - парилка с настоящими камнями, раздевалка, аккуратно, рядами уложенные березовые и дубовые веники, тазы, мочалки и мыло с едким свежим запахом.
Санек, страдающий от похмелья, смог только слегка удивиться живучести русской парной бани - сколько всего произошло, но древняя традиция, слегка видоизменившись, осталась.
Это самое "слегка" Санек осознал, как только нашел небольшой и отделанный, как ни странно, деревом бассейн. Из стены, покрытой продольными спилами бревен так, как будто человек находился в срубе, торчали три крана. Но вот вентилей, как Санек не присматривался, не обнаруживалось. Саня, преодолевая дурноту, долго трогал краны и раскачивал их, пытался толкнуть внутрь и вытащить наружу - все тщетно. Единственное, что Санек выяснил, хватаясь дрожащими руками за гладкий ускользающий никель - что в одном кране была горячая вода, очень горячая, в другом - холодная, в третьем же - ледяная. Этот был покрыт крупными каплями конденсированной влаги. Вот за него Санек взялся без шуток. Он вытер конденсат рукавом, нашел в раздевалке тряпку долго надрывал себе жилы, пытаясь выкорчевать кран из стены. Где-то же у него должно было быть слабое место...