В начале 1930-х годов у многих штурмовиков не было работы. Однако поддержать нацистов людей заставила вовсе не безработица. Безработица более всего сыграла на руку коммунистам, они набирали все больше голосов и в ноябре 1932 года достигли 17 %, что обеспечило партии 100 мест в Рейхстаге. Жесткие революционные речи коммунистов, обещания уничтожить капитализм и создать Советскую Германию напугали представителей средних классов, которые хорошо знали, что произошло с такими, как они, в Советской России после 1918 года. Потрясенные тем, что государство не смогло справиться с кризисом, в ужасе от растущего коммунистического движения, они стали покидать маленькие правые партии с их постоянными перебранками и присоединяться к нацистам. За ними последовали и другие социальные группы, включая мелких фермеров-протестантов, рабочих из тех районов, где были слабы социал-демократические традиции. В то время как все партии среднего класса потерпели полное поражение, социал-демократам и Партии Центра удалось избежать больших потерь. Но это было все, что осталось от умеренного центра к 1932 году: две партии, беспомощно зажатые в Рейхстаге между 100 коммунистами и 196 штурмовиками. Поляризация в политике достигла крайнего предела.
Как показали выборы в сентябре 1930 года и июле 1932 года, нацисты представляли собой довольно неоднородную партию социального протеста, с сильной поддержкой средних классов и относительно слабой, но все же очень значимой поддержкой со стороны рабочего класса. Их электорат уже не ограничивался, как раньше, протестантской мелкой буржуазией и фермерами. Другие партии, переживая за свои потери, старались выиграть у них на их собственном поле. У них не было никакой конкретной политики, а было скорее просто впечатление динамизма, которое производила нацистская партия. Нужно было избавиться от злосчастной Веймарской республики, а людей нужно было снова объединить в национальное сообщество, не знающее ни партий, ни классов, точно так же, как это было в 1914 году; Германии нужно было восстановить свои позиции на международной арене и снова стать лидирующей державой: примерно к этому сводилась нацистская программа. В 1928 году свою конкретную политику они подстраивали под своих избирателей, например, сдерживая свой антисемитизм там, где он не встречал поддержки, а он не встречал ее у большей части электората. Кроме нацистов и коммунистов, дерущихся на улицах, и тех, кто плел интриги вокруг президента Гинденбурга, соперничая за его внимание, в политическую игру вошел еще один участник — армия. Все более встревоженная подъемом коммунизма и растущим насилием на улицах, армия тоже видела в новой политической ситуации возможность избавиться от Веймарской демократии и установить авторитарный военный диктат, который, отказавшись от Версальского договора, перевооружит страну и подготовит ее к войне, и к Германии вернутся ее завоеванные территории, а возможно, она даст и намного больше.
Власть армии заключалась в том, что это была единственная сила, способная восстановить порядок в разбитой стране. Когда в 1932 году был переизбран Гинденбург, при большой поддержке социал-демократов, которые считали, что он все же лучше Гитлера, дни канцлера Брюнинга были сочтены. Ему не удалось ничего из того, что он планировал, от прекращения экономического кризиса до восстановления порядка в немецких городах. К тому же он досадил Гинденбургу тем, что не смог избавить его от конкуренции на выборах, и тем, что предложил отдать земли его личного поместья крестьянам, чтобы помочь им в их тяжелом положении. Армия озаботилась тем, чтобы избавиться от Брюнинга, потому что его дефляционная политика мешала перевооружению. Как и многие другие консервативные группы, они надеялись, что нацисты, которые к тому времени были самой большой политической партией, помогут им легализовать и организовать свержение Веймарской демократии. В мае 1932 года Брюнинг был вынужден уйти в отставку, и его место занял католик, землевладелец и аристократ Франц фон Папен, личный друг Гинденбурга.