Выбрать главу

– Проверь все, и пойдем послушаем, что она нам скажет.

Если приглядеться, она не отличалась красотой. Она была из породы тех броских женщин, облик которых в комплексе производит потрясающее впечатление, а в отдельности каждая черта груба и топорна. Губы, к примеру, смотрелись как искусственно накачанные гелем, на коже ясно обозначились морщины, особенно вокруг глаз.

– Это Фабио сказал вам, что я там была? – У Серены Вакки была манера задавать вопросы с видом человека, который терпеть не может на них отвечать.

– Нет, – ответил Куррели тоном третьей степени раздражения. – Мы сами догадались, опросив кое-кого. Итак?

Серена Вакки не смутилась и жестом, который претендовал на соблазнительность, приподняла на затылке высветленные волосы.

– Ни для кого не секрет, что я позирую некоторым художникам. Это запрещено? – Она с вызовом уставилась на Маркини.

– Мы здесь не за этим, – внес ясность Куррели.

Эта женщина его раздражала, может быть, потому, что, отвечая, не смотрела на него.

Глядя все время на Маркини, она тряхнула головой, и волосы рассыпались по плечам.

– Комиссара интересует, были ли вы в студии Порцио в день убийства, – разъяснил Маркини, словно желая снять неловкость.

– Затрудняюсь сказать, – ответила Серена, стараясь придать тону отстраненность.

На несколько секунд воцарилось молчание. Потом Куррели встал нарочно напротив женщины, чтобы она наконец смотрела на него.

– А у Фабио Порцио вы выполняли только работу модели?

Застигнутая врасплох, Серена Вакки плотно сжала губы, чтобы с них не слетел ответ, который мог ей дорого стоить: в конце концов оба этих козла были должностными лицами.

– За кого вы меня принимаете?

– Два задержания за приставание, один арест за сбыт краденого и еще всякие интересные вещи, – перечислил Куррели.

– Вы хорошо выучили урок, но все это было давно. Уже пять лет, как я с этим завязала.

– То есть завязали с уличным промыслом… – инстинктивно заключил Маркини.

Женщину это особенно задело: она была уверена, что со стороны Маркини опасности ждать не приходится. Казалось, она вот-вот капитулирует, но она взяла себя в руки и даже попыталась улыбнуться:

– Когда вы ничего не понимаете, вы всегда такие – один плохой, другой хороший?

Куррели начал уставать:

– Нет, нынче мы решили оба быть хорошими. Так вы были или не были у Порцио в день убийства Елены Маркуччи?

Серена Вакки посмотрела ему прямо в глаза:

– Если Фабио сказал, что меня там не было, значит, меня там не было.

– По-моему, они друг друга покрывают, – прошамкал Маркини, надкусывая горячую рисовую зразу.

Куррели покачал головой, проглотил кусочек бутерброда и полез за очередной бумажной салфеткой.

– Хорошенькое укрывательство! Она могла избавить его от тюрьмы, и не стала. Ну и укрывательство! – повторил он.

– Может, она и не врет. У нее были неприятности с полицией, и она не хочет новых. Она и рада бы ему помочь, но ее действительно не было у Порцио.

– Если продолжишь, я растрогаюсь. Да была она там! Уж не дал ли ты себя завлечь прекрасным глазкам?

– Кто, я?

– Ты, ты. Пожалуй, еще скажешь, что она красавица.

– Да уж не дурнушка.

– Да она же вся сделанная, с головы до ног, это я тебе говорю, и лет ей под сорок.

– Ей тридцать. Я видел документы, – колко заметил Маркини.

– Тридцать? О как! – Куррели поискал еще салфетку.

– Сами говорили про Ломброзо, а судите по внешнему виду.

– Я не сужу по виду, я уверен, что Серена Вакки врет. Я всегда смотрю в глаза, когда разговариваю с человеком, а она глаза прячет.

– Просто она вам не понравилась.

– Да, не понравилась. И этот манекен Крешони тоже, и все такие, как он. Вот у меня где сидят все, кто вечно хочет выставиться… Кто хочет казаться не тем, что он есть на самом деле. Может, я не так скроен, но уж какой есть…

– А что плохого в том, что хочешь казаться другим? Если кто-то с собой не в ладу…

– И заметь, я сужу не только по внешнему виду, постарайся понять.

– И все-таки я думаю, что в этом нет ничего плохого.

– Еще как есть, если речь заходит о демократии.

– Комиссар, она вроде бы не занималась политикой, так при чем тут демократия?

– Ага, теперь то, что именуют демократией, имеет накачанные гелем губы, обесцвеченные волосы и все такое прочее… Она насквозь фальшивая: она не то, чем кажется… и не то, за что ее выдают.

Маркини отказался от третьей порции зраз.