Фермер кивнул жене, поцеловал дочь в макушку и вышел на двор. Увидел бодро клюющих пшено кур, услышал голоса дочерей в свинарнике и, погладив подбежавшего годовалого пса по голове, вместе с ним отправился к конюшне. С лошадьми управился быстро и привычно: задал сена, выплеснул старую и долил новой воды в поилки, выгреб навоз, немного расчесал гривы, насухо вытер ночной пот, поговорил, потрепал по губам, по ушам -- вот и все. К корове только зашел поздороваться, задать корма, но больше делать ничего не стал -- корова дело жены и вообще женское дело. Отправился к овцам, по дороге встретился с женой, что несла деревянное ведро. Годовалый щенок, а не настоящий пес, почуял возможность урвать молока и оставив его увязался за женой. Овцы еще не отошли от ночной поры и не нуждались в немедленной заботе.
Ну в заботе они не нуждались, однако были нужны. Палинтун выбрал самую красивую овцу, из тех что избежали стрижки два дня назад, выпихнул сонную и ничего не понимающую животину из овчарни, погнал в сторону с вечера приготовленной телеги. Привязал к заднему колесу, дал пук зелени, чтобы не скучала, и отправился в дом.
В отсутствие жены в доме хозяйничали младшие дочери: следили за хлебом, томившейся в горшке копой и заедками в печи, метали готовое и пустую посуду на одетый в праздничную скатерть стол, рубили на салат зелень, морковь и огурцы, лазили в подпол за хмельным квасом (ничего более крепкого не разрешили ставить на стол зятья). Палинтун немножко посидел в уголке, полюбовался на дочерей -- хорошие хозяйки растут! Потом повозился с печью: добавил дров, пошерудил угли, передвинул горшок с копой туда, где поменьше жара, долил во встроенную емкость воды, пусть греется.
Пришла жена и принесла ведро молока, отправила дочь покормить пса и принести яблок из погреба во дворе. Затем вместе с Палинтуном направилась к себе переодеваться в праздничную одежду. Оделась раньше мужа и убежала вынимать хлеб из печи, а вот Палинтун не торопился, словно надеялся оттянуть тот момент, когда нужно будет провожать зятьев на войну. Перед его глазами явно стояло недавнее прошлое...
Вот в преддверии пришедшей из степи орды они бросают дом, поля и прихватив живность переселяются в город. Скулит щенок, нервничают лошади и овцы, укоряюще смотрит корова, а жена все боится, как бы дочери не разрешились раньше положенного срока.
Вот пришла радостная весть о победе и полном уничтожении орды. Они возвращаются домой. Пришел глашатай от клана с приказом помогать со сбором трофеев, почему-то лошадей в телеги впрягать нельзя и ему на время выделили мощного вола.
Вот он увидел поле боя и едва не сошел с ума (седых волосков прибавилось точно): в некоторых местах валы из тел наподобие городских, в других просто в три-четыре слоя орочьи и конские тела -- пусти стрелу и она не сможет преодолеть заваленное мертвыми поле.
Вот он встретил зятя-здоровяка из спецназа: без доспехов, в рваной одежде, сквозь которую видны следы страшных ран, пускай и заживленных с помощью магии ран, но жуткие шрамы яснея слов говорили, насколько те раны были тяжелы. Когда спросил про доспехи, тот ответил, что изрубили в бою, так сильно изрубили, что их не стали чинить, а забрали в утиль. Заставил зятя переодеться в свои запасные штаны и рубаху и взял с него слово не появляться в доме пока шрамы основательно не подживут (чтобы не пугать их видом дочерей и жену). Слава богам, со второго зятя не пришлось брать такого слова, да и других штанов с рубахой не было.
Вот пир по случаю победы. Первый пир, на котором он официально сидел как глава своей большой семьи, муж, что удачно пристроил дочерей за хороших мужчин. Знакомства с сослуживцами зятьев и некоторыми важными господами из Драконов. Удача лицезреть Главу клана, Великого Друида, Великую жрицу, поднимать тосты вместе со всеми. Удивительные лакомства, вино, какого не попьешь в другие дни.
Вот жизнь, спокойная, ладная жизнь! Мужья дочерей почти каждый день бывают на дому, дочери счастливы и готовятся родить, счастливы и они с женой, хозяйство растет и крепнет, полностью закончен дом, созревает урожай....
И вот опять!!! Поход, война, неизвестность! Боги, за что...?!
Палинтун покинул уютный спальный уголок -- как не хочется, но от Судьбы не спрячешься под одеялом. У печи и у стола хлопотала одна жена, видимо отправила дочерей переодеваться. Палинтун помог половине управиться со столом, пока она наливала в крынку молока достал из печи горшок с томленой копой. Все: праздничный стол накрыт, они с женой в самой лучшай своей одежде, прибежавшие младшенькие тоже -- дело теперь за виновниками торжества...
А вот и они! Оба зятя еще без доспехов, но в поддевке под них, дочери в свободных расшитых рубахах уже не могут ходить не поддерживая руками животы. У Лилилиты глаза на мокром месте, старшая держится лучше, но и у нее припухшие веки и нос. Палинтун, его жена и младшенькие поклонились молодым парам в пояс, получили ответный поклон (старшие дочери лишь обозначили его), семейство расселось за столом.
Палинтун оглядел свою большую семью, все смотрели на него, попросил милости у богов и вонзил нож в хлеб. Хорошо ели лишь зятья (как обычно) и младшие дочери (тоже как обычно), а вот жена и старшие клевали по зернышку в час. Их можно было понять -- и Палинтуну кусок не лез в горло, но он себя заставлял, пытаясь показать свою уверенность как глава семьи. Поели, приободрились ядреным квасом, по обычаю вылили первый и последний глоток на пол (в честь бога войны). Затем зятья облачались в доспехи и сбрую, а жена толкала им в вещь-мешки по буханке хлеба, что до времени сохранялись в печи, во фляжки наливала молоко.
Первым справился муж старшей: надел легкий кожаный доспех, сбрую с двумя колдовскми палками, гранатами, топором, смертехраном полным коротких не оперенных стрел, повесил на пояс нож, на плечи тяжелый мешок, взял в руки поданные женой и тещей арбалет и шлем. Шлем надевать не стал.
Мужу средней потребовалось больше времени. Оно и ясно -- доспех тяжелей с большим количеством защитных элементов, сбруя намного сложней, на ней гораздо больше гранат, метательных ножей, кинжалов, специальная обшитая кольчугой сумка с пузырьками, десятки амулетов самых разных видов и форм, к некоторым из них не желательно было прикасаться голой рукой. Главное оружие: роскошный эльфийский лук, к нему большой колчан, широкий длинный меч в полностью отделанных сталью ножнах. Но вот и спецназовец готов, как и его свояк он не стал пока надевать шлем.
Перед выходом из дома Палинтун на удачу мазнул каждого из них по лицу и по доспеху жидкой кашей из смеси беличьих потрохов и мелко толченых орехов. Затем старшие в семье деликатно дали дочерям и их мужьям еще немного попрощаться и прихватив младших вышли во двор.
Пока парочки прощались в доме, Палинтун с помощью жены запряг пару в телегу, потом уже только сам повалил овцу, связал ей передние и задние ноги и с кряхтением закинул в телегу. Управился вовремя -- зятья вышли во двор и пошли к телеге, их жены шли им во след и все больше шмыгали носами, за компанию шмыгали носами и младшенькие. Палинтун дождался пока зятья разместятся, разместят свое добро (мешки, шлемы, арбалет, лук, меч) и дернул вожжами -- телега пошла вперед.
Дальше ворот дочерей не пустила жена, а вот Палинтун довез их мужей до самого второго военного городка, куда стекались бойцы со всех клановых земель и где его телега терялась среди многих других -- не один Палинтун провожал зятьев на войну. Там родственники попрощались уже по-мужски без соплей и слез -- зятья разошлись по своим подразделениям, а Палинтун поехал в город жертвовать жалобно блеющую овцу суровому богу и молиться ему же о здоровье и жизни своих названых сыновей-зятьев, отцов его еще нерожденных внуков.