В самом деле, представьте себе, что такие карточки уже введены. Вы разговорились с только что познакомившимся с вами человеком и вам вздумалось бы поиронизировать насчет… Ну, хоть вопроса о дешевизне рук китайских рабочих; но опасаясь, как бы не вышло нежелательного недоразумения с вашим собеседником, вы спешите украдкой взглянуть ему на спину, где и получаете указания, которые помогут вам избежать этого недоразумения.
— А, вы вагнерианец! — уверенно восклицаете вы. — Ну, в таком случае мы едва ли сойдемся: я поклонник итальянской музыки.
Или так:
— Ах, как приятно видеть, что вы противник оспопрививания! Я также не сочувствую этому способу страховки людей от… Позвольте пригласить вас к буфету.
Те же, которые любят состязаться в словесных турнирах, легче могли бы находить себе с помощью этих карточек достойных партнеров. На большие собрания можно бы даже назначать своего рода церемониймейстера, который, стоя посередине зала, взывал бы:
— Леди со строгими убеждениями в пользу женского равноправия желает вступить в прения с джентльменом, придерживающимся в этом вопросе взглядов святого Павла! Требуется сильная аргументация!
Года два назад одна американская дама написала мне письмо, которое было для меня очень приятно. Эта дама с полным пониманием разобрала мои произведения и выразила мне свою искреннюю симпатию как писателю, разделяющему ее собственные взгляды на мир и человечество. Между прочим, американка писала, что, будучи незадолго перед тем в Англии, она имела случай познакомиться со мною лично у одних общих знакомых, но не воспользовалась этим случаем, чтобы (как она очень тонко намекнула) не разочароваться во мне. Я нашел ее опасение вполне основательным, но вместе с тем пожалел, что оно отняло у меня возможность встретиться с такой умной женщиной, представляющей большую редкость в наше время.
В общем автор, знакомящийся с людьми, читавшими — или, по крайней мере, уверяющими, что читали — его произведения, чувствует себя в положении жениха, в первый раз показываемого родственникам его будущей жены. Эти родственники относятся к нему очень любезно и всячески за ним ухаживают. Но, несмотря на это, жених инстинктивно чует, что он им не по душе. То же самое бывает с писателями.
Помню, как однажды я совсем еще молодым человеком присутствовал на одном вечере, центром которого был известный американский юморист. Я стоял близ одной дамы, которая говорила своему мужу:
— Совсем ничего не вижу в нем смешного.
— Неужели ты воображаешь, что люди, пишущие смешные вещи, сами должны быть смешными? — возразил муж. — И что, собственно, подразумеваешь ты под смешной наружностью? Огромный красный нос, синяки под глазами и тому подобное?
— Ах, как это ты не понимаешь, что я хочу сказать! — раздраженно воскликнула жена. — Ведь он выглядит совсем обыкновенным человеком. Не стоило приезжать и смотреть его.
Всем известна история о том, как одна дама, залучившая к себе на ужин юмориста, просила его за десертом поскорее рассказать что-нибудь смешное, потому что пора отправлять детей спать.
Как-то раз я пригласил к себе одного приятеля провести у меня время с субботы вечера до понедельника утра. Человек этот отличался большим умением говорить и даже острить. Перед его приходом я сообщил об его даре своим домашним и по неосторожности прибавил, что он иногда смешит до слез своими рассказами. При этом моем сообщении присутствовала одна молодая особа, имевшая обыкновение очень внимательно слушать то, что говорят между собою старшие, и, наоборот, совсем не слушать их речей, когда они обращены непосредственно к ней и идут вразрез с ее личными убеждениями. Гость пришел и, как нарочно, оказался в этот вечер не в духе. После закуски вышеупомянутая молодая особа взобралась ко мне на колени и уселась в довольно приличной позе. Просидев минут с пять молча, она шепотом спросила у меня:
— Дядя, сказал он что-нибудь смешное?
— Что за глупый вопрос! — отрезал я. — Молчи и не мешай мне слушать!.. Ничего смешного он еще не говорил.
Две минуты спустя снова тихий вопрос:
— А то, что он сейчас сказал, смешно?
— Нет, нет!.. Отстань, не мешай!
— Что же он говорит, дядя?
— О пенсиях для стариков. Разве не слышишь?
— Слышу. А разве это не смешно?
— Нет.
— Так почему же он не говорит о смешном?
Тщетно прождав еще с четверть часа, чтобы гость сказал что-нибудь смешное, молодая особа, основательно соскучившись, сползла с моих колен, чем я был очень доволен, и объявила, что идет спать. На следующее утро она, вся сияющая, выбежала ко мне в сад и с торжеством провозгласила своим звонким голоском: