Можно выделить три конкретных направления их действий на этом этапе.
Во-первых, организацию оппозиции (диссидентского движения) внутри страны (использовавшаяся при этом методика будет подробно описана ниже). В результате, с одной стороны, можно было успешно бороться с людьми, стремящимися к определенным переменам в интересах СССР, с другой – компрометировать свою страну неадекватными действиями по отношению к диссидентам.
Во-вторых, подрыв идеологических основ социализма путем торможения общественных наук, догматизации марксизма-ленинизма с приданием ему черт пародийности.
В-третьих, создание условий для разложения КПСС.
Все эти задачи не могли быть решены извне и решались изнутри. Их выполнение требовало последовательного проведения целой совокупности мероприятий в течении весьма длительного времени.
На данном этапе открываются также новые возможности, связанные с повышением роли информации. Появились каналы воздействия на население в целом. В каждый дом постепенно входило телевидение. Несмотря на помехи, очень многие стали слушать зарубежное вещание на СССР. Война приобрела характер информационно – психологической.
Ценитель литературы и искусства.
Для организации предпосылок диссидентского движения необходимо было, хотя бы и на пустом месте и под надуманными предлогами, создать противостояние между "линией партии", представленной на самом деле идеологами – пятой колонной Запада, – и творческой интеллигенцией. На этот подвиг "подвигнули" выдающегося ценителя литературы и искусства Н. С. Хрущева. Его первые речи в период "оттепели" на приемах советских писателей и творческой интеллигенции в ЦК КПСС в мае 1957 г. /2/ содержали еще весьма общие положения:
"Мы хотим консолидации, сплочения всех сил литературы и искусства на принципиальной основе, а не за счет уступок и отступлений от принципов марксизма – ленинизма… Весь вопрос в том, с каких позиций и во имя чего ведется критика. Мы вскрываем и критикуем недостатки для того, чтобы устранить их как помеху на нашем пути, чтобы еще более укрепить наш советский строй, позиции коммунистической партии, обеспечить новые успехи и более быстрое движение вперед".
Но в целом он единственно осудил Маргариту Алигер и "клеветническое сочинение" Дудинцева "Не хлебом единым".
В полной мере талант Хрущева как ценителя литературы и искусства развернулся в начале 60-х. Наглядная картина происходившего представлена в воспоминаниях и записях известного художника Бориса Жутовского /3/, который, как и Эрнст Неизвестный, подвергся высокой партийной критике.
"В силу обстоятельств или по таинственной предназначенности я на короткое время оказался действующим лицом одной из кампаний властей против искусства…".
После выставки в Манеже были организованы встречи правительства с творческой интеллигенцией.
"… Из прочитанного ниже вы, читатель, поймете, сколько энергии, невежества, ярости выплеснулось на головы участников этих встреч. Но сперва как я туда попал. По сценарию необходимо было заполучить работы "негодных художников" в залы, где предполагалось это проводить, дабы воочию продемонстрировать "бесплодность формалистических исканий и попытки стирания идеологических граней". Сказано – сделано. Телефон мой надрывался от звонков с просьбами, а потом и требованиями привезти работы. И именно те, которые вызвали "справедливую критику" и были предметом "внимания и разговора" главы государства со мной на выставке в Манеже. А таких работ было четыре, и разговоров столько же. Мне же этого совсем не хотелось".
Но пришлось, и Жутовский попадает на просмотр, где демонстрировались его картины. Оценку выставке дает Хрущев.
"Н. С. ХРУЩЕВ. С писателями положение хорошее, но надо чистить. Вам это делать!… Вот это – скульптура? (Указывая на работы Эрнста.) Я их спросил, не педерасты ли вы? Педерастами бывают в 10 лет, а вам сколько? (Видно, он перепутал педерастов с онанистами).
Я политик, а не художник. Посмотрите на автопортрет Б. Жутовского. Если вырезать в фанере дыру и приложить к этим портретам, я думаю, что 95 процентов сидящих здесь не ошибутся, какая часть тела будет в дыре на картине Жутовского. В вас, Б. Жутовский, была искра божия, вы ее закапываете – это формализм… Кто дал вам право так презирать народ?…
Неизвестный смотрит свысока. Он – медиум. Он создал, а мы думаем – что это? Хочется плюнуть, т. Неизвестный. Я сказал Шелепину: где они медь берут?…
Вот позвал Шостакович, три джаза – живот болит. А я хлопаю. Малодушие. Когда джаз- колики. Может, это и старорежимно, я люблю Ойстраха. Постоим за старину, чтобы не поддаваться упадничеству… Что делать с Неизвестным и Жутовским? Если не понимают- уезжайте. Поддерживать это направление не будем. С Кеннеди мы пошли на компромисс, внутри государства этого быть не может…".