— Советское правительство знает о грозящей ему опасности, а также о том, что мы нуждаемся в его помощи.
Надо бы начать поворачивать руль к сближению, Гитлер-то рядом, но дружбы с Россией все не получалось. У Англии нет друзей, есть только интересы, а большевистская Россия никак не вписывалась в интерес. Несколько месяцев назад — летом 1940 г. — опять распалились английские буржуа, на этот раз из-за Прибалтики. Как не укладывалось у них в голове, что литовцы, латыши, эстонцы могут настоять на своем праве воссоединиться с СССР, с народами которого связана вся их прошлая судьба. В Лондоне было объявлено о политико-экономических санкциях против Советского Союза, наложен арест на золотые авуары прибалтийских республик в английских банках, захвачено более 20 латвийских и эстонских судов, находившихся в английских портах. Лорд Бэкстон увлек полпарламента своим требованием заключить мир с Германией и снова ополчиться против русских коммунистов. Недвусмысленные сигналы из Берлина шлет заместитель Гитлера по партии Рудольф Гесс. Пришло агентурное донесение о том, что он собирается тайком вылететь в Англию для переговоров о мирном соглашении.
До самого последнего дня в Лондоне ловчили, отдаляя неизбежное — союз с Россией для отпора безжалостной нацистской агрессии. Вечером 22 июня Черчилль выступил по радио.
— Англия будет на стороне СССР в советско-германской войне, ибо этого настоятельно требуют ее высшие национальные интересы.
Только позднее узнали, что по радио выступал не сам Черчилль. Текст обращения к нации зачитал английский актер, искусно подделываясь под голос премьер-министра. Что же касается боевого англо-советского сотрудничества в трудные годы войны, оно было без подделки. 22 июня 1941 г. Черчилль принял самое правильное решение за всю свою долгую жизнь британского политика.
Совсем мало знали об Америке. К американцам теплились смутные симпатии. Американскую деловитость призывали соединить с русским революционным размахом. Чувствовалось, что эти внешние, неосознанные симпатии были взаимными. Американцам была понимаема огромная Советская страна, занятая, как когда-то и сама Америка, первооткрывательством, не сравнимым ни с чем социальным переустройством. Москвичи проходили мимо посольства США на Манеже, думая, что если в надвигающейся войне будет союзник, то им прежде всего может стать Америка.
За стенами этого едва ли не самого лучшего из числа новых зданий в Москве прикидывали по-другому. Посол США Штейнгардт играл в жесткую политику. О советско-американских отношениях «нельзя сказать ничего хорошего» — эту выдержку из доклада Советского правительства на VII сессии Верховного Совета СССР он направил в Вашингтон шифровкой, про себя думая, что многим там такое положение дел с Россией придется по душе.
Эмоции по поводу прибалтийского вопроса здесь, на Манеже, были совсем не тише, чем в английском посольстве по ту сторону Кремлевского холма. Дж. Кеннан и двое-трое молодых дипломатов, работавших в ту пору и посольстве США в Москве, не очень твердыми голосами советовали не горячиться так по поводу вхождения Литвы, Латвии и Эстонии в СССР. Но кто же их, зеленых, послушает. Штейнгардт со снисходительностью умудренного метра пожелал им и далее не скупиться на воображение.
— Но запомните крепко, коммунизм — враг, его надо сдерживать больше, чем любую другую опасность. Придет ваше время, вы станете послами, вам придется действовать так же.
Д. Кеннан запомнил. После войны он стал послом США в Москве и действовал точно в соответствии с этой схемой. В последующие годы этот здравомыслящий дуайен американской дипломатии не раз удивлялся, ol-кой же это гипноз окутал его так, что он за короткое время наделал в Москве столько антисоветских глупостей в духе «холодной войны» и был объявлен персоной пон-грата.
Прибалтийским вопросом в Соединенных Штатах постарались еще более затянуть «моральное эмбарго» против СССР, объявленное в декабре 1939 г. В американских банках были заморожены фонды *грех прибалтийских республик, задержано, а попросту говоря присвоено, золото, принадлежащее им. Уже в наши дни в Вашингтоне — «дожевывали» это ворованное золото, организуя на пего антисоветские козни.
В Берлине решенным делом считали намерение свести окончательные счеты с британцами, с конвейеров японских заводов сходили бомбы, которые вскоре полетят в американские корабли, а в Вашингтоне все маялись, нельзя ли поладить с Гитлером, сторговаться с Осью, да так, чтобы се агрессивное жало было направлено прежде всего против России. Пока не грянул гром, в Вашингтоне и Лондоне и не думали, что надо бы соединиться с Советским Союзом, ибо иначе не покончить с фашистским разбоем. Гром грянул в воскресное утро.
22 июня 1941 г., воскресенье.
Берлин. 5.30 утра, рейхсминистр Геббельс по радио с воззванием фюрера: «Германский народ, национал-социалисты! Я решил сегодня вложить судьбу Земли и будущее рейха в руки наших солдат. Да поможет бог в нашей судьбоносной борьбе».
Москва. Московское радио: «Внимание! Говорит Москва! Сегодня в четыре часа утра без всякого объявления войны германские вооруженные силы атаковали границы Советского Союза. Началась Великая Отечественная война советского народа против немецко-фашистских захватчиков. Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами!»
23 июня 1941 г., понедельник.
Берлин. Германское телеграфное агентство: «Фронт, крестового похода» против большевизма составляет по прямой линии с севера на юг 2400 км».
Виши. Агентство «Гавас»: «Политические наблюдатели при правительстве маршала Петэна расценивают поход Германии против России как возвращение к доктрине, Майн кампф». Суть этой доктрины Адольфа Гитлера состоит в том, что рейх должен повернуть свои взоры от запада к востоку».
Токио. По данным военных экспертов, Германия может бросить против России 8 млн. солдат и 15 тыс. самолетов, тогда как Россия может выставить 6 млн. солдат и 7 тыс. самолетов, из которых 2 тыс. вынуждены держать на востоке.
24 июня 1941 г., вторник.
Вашингтон. Заместитель госсекретаря США С. Уэллс: «Подлое нападение Германии на Советский Союз доказывает, что правительство рейха не имеет представления о чести».
Нью-Йорк. «Нэшнл бродкастинг компани»: «В Москве вчера была объявлена первая воздушная тревога, которая длилась 25 минут. Группы молодежи из «Осоавиахима» и другие добровольцы занимают посты в различных пунктах города. Многие носят через плечо противогазы».
25 июня 1941 г., среда.
Вашингтон. Президент Рузвельт: «России будет оказана вся возможная помощь».
Стокгольм. Агентство «Гавас»: «В захвате старой крепости Каунаса на Немане вместе с германскими войсками участвовали литовские антибольшевистские группы во главе с воспитанником германской военной школы, бывшим начальником Генерального штаба генералом Райцикусом. Вчера в 13 ч 40 мин радио Каунаса передало и прокламацию, кончающуюся словами: «Да здравствует дружба с третьим рейхов! Да здравствует фюрер!»».
Нью-Йорк. «Ассошиэйтед пресс»: «Первая бомбардировка, которой германская авиация подвергла Ленинград, по силе равна десятку больших налетов на Лондон».
26 июня 1941 г., четверг.
Мадрид. «Арриба»: «Необъятная русская держава, с которой Наполеон в 1812 г. не сумел справиться, не составляет трудности для Гитлера в 1941 г. Германо-советская война будет завершена в пользу третьего рейха еще до начала осени».
Нью-Йорк. «Нью-Йорк дейли мейл»: «Нет оправдания заявлению президента Рузвельта о помощи России. Если Сталин победит, Европа станет коммунистической. Хотим ли мы, чтобы Великобритания стала коммунистической?».
27 июня 1941 г., пятница.
Москва. Сводка о ходе военных действий: «После тяжелых оборонительных боев линия фронта переместилась на 200 км на восток».
Москва. Агентство «Рейтер»: «В Москве введен комендантский час от полуночи до 4 часов утра. Въезд в город только по пропускам».
Рим. Агентство «Стефани»: «Муссолини, прибыв к месту на самолете, пилотируемым им самим, принял парад первой мотодивизии, отправляющейся на советский фронт. Обращаясь к солдатам, дуче воскликнул, что, воюя с Россией — смертельным врагом цивилизации, они покроют себя славой, невиданной со времен Ромула и Рема».