— Эх, незадача! — с искренним сокрушением сказала докторша.
— Пока я в дорогу сложусь, прогуляйтесь, деточки, напоследок по саду, — певуче протянула Клавдия.
Дед глядел на Варю и все понимал. Не сбудутся два дня в поезде и в Москве, не будет двух дней! Не успел Людмил рассказать Варе о Долине Роз… Дед все понимал. Но у них с Варей не были приняты нежности, и он сказал, по возможности, твердо:
— Слушать приказ! Приказываю: весело прогуляться напоследок по саду!
И Варя вытянулась, как положено, и бодрым тоном ответила:
— Есть весело прогуляться по саду!
Дед закрыл ладонью глаза. Дед болен. Надо деду послушаться докторшу, лечь.
А они вышли в яблоневый сад. В саду еще не сошла после ночи роса. На солнце сверкали крупные прозрачные капли. Трава на тропе была мокрой. Варя до колен намочила ноги. Мимо уха с тонким звоном пролетела пчела. Пролетела прямо к цветку.
— Людмил, я не сержусь на тебя, — сказала Варя. — Я просто набитая дура.
— Я тоже… Ты не можешь проводить нас хоть до станции? Хоть до поезда?
— Нет, не могу. Нельзя его оставлять. Буду сидеть около него… Очень хочется вас проводить, но нельзя, очень боюсь за него. Ты заметил, какой он стал серый? Слушай, Людмил, сегодня, когда ты приедешь в Москву, сходи к нам, посмотри на ее портрет.
— Обязательно! Я сразу пойду к вам. Знаешь, Варя, там, в Записках, рассказывается, Радослов погиб, а через несколько дней началось наступление. Через несколько дней турки были разбиты… Но подпоручик Лыков не мог идти в наступление. Ему отрезали ногу. Когда в тот буран его занесло на Шипке и он обморозил ногу и ему отрезали в лазарете в Габрово, она записала в Записках: «Никогда, никогда Сергей не услышит от меня недоброго слова, никогда, никогда не увидит хмурого взгляда!» Так там написано. Варя, я хочу подарить тебе что-нибудь на память, чтобы ты не забыла… — Он стал шарить в карманах. — Что-нибудь, какой-нибудь блокнот или значок… Ничего нет. Где же блокнот? А, вот что есть, карандаш! Син карандаш с наконечником, на память.
Он вытащил синий карандаш с наконечником, и из кармана под ноги ему выпала лента. Голубая лента из Вариной косы валялась у него под ногами.
Людмил поспешно нагнулся схватить ее. Он стал красный, как огненный уголь, и сунул ленту в карман. Варя отвела глаза. Ничего не сказала. Только покраснела, как он. Даже слезинки выступили на глазах от смущения. Сквозь слезинки Варя увидела в траве цветы с золотисто-желтыми венчиками. На ночь цветы складывали венчики и до утра скучно стояли метелками, но вот взошло солнце, и золотистые венчики стали раскрываться.
— Гляди, Людмил, раскрываются цветы. Ты когда-ни-будь видел, как они раскрываются?
Нет, он никогда не видел. У них в Казанлыке есть сад, но ему ни разу не случалось увидеть такое…
— Ну-ка, скажи еще раз то стихотворение про лодку, — попросила Варя. — Ага, забыл!
— Лучше я скажу другое. Вот. Мы стоим утром в саду, желтые цветы уснули на ночь, а утром раскроют венчики, почувствовав солнце.
— Ну? Дальше?
— Все.
— Хорошее стихотворение… — сказала Варя. — Уж очень далеко ты уезжаешь, Людмил. Казанлык. Ка-зан-лык. Не знала, что на свете есть Казанлык. Людмил, сегодня, когда ты приедешь в Москву, ты можешь зайти в мою школу. Зайди просто так, поглядеть…
— Зайду.
— Мой класс седьмой «А» на втором этаже. Встретишь там наших ребят…
— Охота мне увидеть ваших ребят!
— А мне охота увидеть Болгарию, горы и ваш Несебр, маленький полуостров с каменной ветряной мельницей и узенькими улочками, как в сказке… и белые сейнеры в бухте.
— Приезжай, Варя, с дедом в Болгарию, съездим на Шипку. Шипка недалеко от нас. Ты думаешь, там просто памятник, обычный, как все? Нет, не обычный. Нет, когда взойдешь на вершину, там большое здание, и внутри… торжественно и гордо как-то, все входят молча. Посредине стоит саркофаг, а возле стены, склонив головы, стоят два солдата, два воина. Один — болгарский ополченец, другой — русский. Защитники Шипки. У саркофага цветы или ветки. Кто-нибудь всегда принес с гор…
— Мы тоже принесли бы, Людмил.
— Эге! — раздалось из проулка. — Людмил, эге! — звал Ромин голос.
— Пора вам уезжать, — сказала Варя.
— Знаешь, что я высчитывал, Варя? Сколько дней остается…
— Я так и поняла, что тебе хочется побольше рассказать о Болгарии…
— Да. А знаешь что, Варя? В этом саркофаге похоронят последнего шипкинского воина. Он живет. У нас в газетах писали, в России жив один солдат с Шипки. Он к нам приезжал в Болгарию, его видели люди.
— Неужели, Людмил? Людмил… пусть бы он долго-долго жил, этот солдат!