— Не обязательно обыскивать. На него подействует сама угроза сделать это. Он сразу же потеряет голову и постарается удрать. Давай, пора за работу. Перегородим мосты, главные дороги, вокзалы и станции. И чтобы мигом!
— Мы рискуем схлопотать неприятности.
— Чего-чего, а они-то у нас точно будут, если мы сейчас же не возьмемся за дело. Сегодня вечером не должно быть так уж много народу на улицах, да и на дорогах движение на спаде. Так что все это не так сложно, как кажется с первого взгляда.
— Слушаюсь, шеф. Мы пошли.
— И чтоб постоянно держали меня в курсе.
Гидеон почувствовал, как во время разговора за его спиной открылась дверь и, подняв глаза, увидел взбодрившегося и заметно удивленного Эпплби. Он повесил трубку, но руку с неё не убрал.
— Ты уже слышал, Чарли?
— Да. Опять Бродяга?
— Он самый. Давай живо к своему телефону и предупреди внешние подразделения. Я тоже этим займусь. Следует проинформировать всех, и чтобы каждое подразделение быстренько направило нам по дюжине своих ребят. И пусть наши люди займут места на всех заграждениях на дорогах.
— А затем?
— Опрашивать всех прохожих, не видели ли они мужчину или женщину с ребенком. И не забывать про эту историю с пучком волос.
— Нам нужны образцы волос. Да, но завтра утром нам могут закатить такой базар…
— Я беру риск на себя и, кстати, если нам удастся наложить лапу на Бродягу или похитителя ребятишек, уверяю, мучить нас вопросами не станут.
В течение двадцати минут оба буквально повисли на телефонах. Силы полиции стекались к центру города, все нужные подразделения были мобилизованы, тут и там возникали заслоны. Началась Великая Охота.
Гидеон делал пометки, проверял и перепроверял, не забыл ли чего-нибудь. Если Бродяга и оба ребенка находились ещё в районе оцепления полиции, то им из него никак не выскользнуть.
Наконец закурив сигарету, Гидеон позволил себе расслабиться и откинулся на спинку стула.
— За это время больше ничего особенного не случилось? — спросил он у Эпплби.
— Мелочевка. Но ещё только одиннадцать часов. Меджли тут подкатывался ко мне, сказав, что посоветовал своим ребятам особенно не придираться нынче к профессионалам. Люди, отважившиеся выйти в такую ночь, чтобы заработать на жизнь, заслуживают определенного уважения.
Гидеон что-то неразборчиво проворчал.
— А так, сплошь мелкая рыбешка. Типы из Хэттон. Гарден — в полицейском участке Кэннон Роу. Троих взяли на складе Смитфилд — они пытались поживаться там тушками баранов. Два, нет, три ограбления в Парк Лейн. Пришлось отметить пару облав — ночные клубы сегодня наверняка пустуют. Это все равно ничего бы не дало. А потом нам позвонили из Парижа, сообщив, что к нам вылетел девятичасовым самолетом один деловой с небольшой партией контрабанды в двести швейцарских часов. Таможня предупреждена. Тот самый Грей, потрошивший женщин, сдающих внаем комнаты, крепко психанул и совсем сломался. Направили его в больницу и старик Гор думает, что он не симулирует.
— Ну и хорошо. Одной заботой меньше, — облегченно вздохнул Гидеон. что там еще?
— Да вроде бы и все.
— И этого предостаточно!
Гидеон дежурил сегодня в Ярде для того, чтобы покончить с Бродягой, так как тот действительно становился опасным. Всегда скверно, когда какому-нибудь типу удается столь долго водить за нос полицию. Он начинает чувствовать себя неуязвимым и может статься, что уже ни перед чем не остановится.
Пойдет ли он на мокрое дело?
Просто так задавать себе этот вопрос — пустое занятие. Но в любом случае он всегда может посеять ужас среди местного населения. Уиттэкер сообщил, что его последняя жертва якобы не пострадала, но кто знает, как после такого шока отреагирует нервная система?
Гидеон тут же подумал о своих девчушках и…
Задребезжал телефон.
— Хэллоу, Гидеон слушает.
— Тут вас спрашивает некая мисс Пенн, сэр. Желает поговорить с вами лично.
— Пенн?
— Да, сэр.
— У вас есть её адрес?
— Да, сэр. 21, Хорли-стрит, Фулхэм.
— Подразделение «Эй-Би»?
— Так точно, сэр.
— Соедините меня с ней.
Это была та самая настырная миссис Пенн, упрямая и до нельзя обеспокоенная пропажей мужа молодая женщина, покинутая жена, уверенная, что с её супругом произошло "нечто ужасное". Он подумал, как это ей удалось выяснить его имя и сможет ли он сейчас узнать от неё хотя бы чуть больше того, что уже выведали Леметр и все те, кто её допрашивал. Ему показалось, что его почему-то очень долго не соединяют. Наконец снова послышался голос телефонистки:
— Весьма сожалею, сэр, но она или, не дождавшись, ушла, или нас разъединили. Если она снова позвонит, вас беспокоить?
— Да. Обязательно.
А что ему ещё оставалось делать.
В центре Лондона туман был не таким плотным, но завис отдельными пластами. Бродяга может быть и считал, что его рабочий день закончился, но для полиции это было не так. Нужно было обеспечивать патрулирование, проводить обыски, искать, рыскать во всех уголках и закоулках, излазить все эти бесчисленные улицы, которые, увы, было намного больше, чем полицейских. Бродяга вполне мог, ничего не опасаясь, свободно разгуливать по одной из них в течение часа. Он мог спрятаться за каким-нибудь кустарником, под крытым входом в здание, укрыться в самых неожиданных местах. Но одно они знали наверняка. До сего времени он нападал на свои жертв прямо на пороге их дома, в саду или в подъезде. Было также известно, что у него лоснилось лицо — наверняка маска — и что он неизменно нападал только тогда, когда был полностью уверен в успехе. Скорее всего, он предварительно следил за местожительством, все там кругом разнюхивал, чтобы убедиться, что именно в этом доме живет нужная ему девушка.
Он предпочитал, как правило, девушек моложе двадцати лет, причем, хорошеньких…
Дженнифер Льюис исполнилось девятнадцать. Она не боялась ни темноты вообще, ни Бродяги, в частности, так как несмотря на то, что о нем непрестанно говорили, он оставался для неё как бы человеком из легенды, каким-то мифическим созданием. И в этот вечер, если бы не было мужчины, сидевшего напротив неё в автобусе, ей было бы ни чуточки не страшно. Но тот, не переставая, всю дорогу в упор рассматривал её и вышел вместе с ней на остановке.
Она жила на Мидлтон-стрит, в Брикстоне, в десяти минутах ходьбы от остановки и вынуждена была добираться до дома по темным и пустынным улочкам. Обычно быстрый её шаг сегодня сдерживал туман. Иногда, ослепленная желтоватым свечением уличных фонарей, подернутых дымкой, она неожиданно сбивалась с ритма, оступаясь на краю тротуара, хотя ей казалось, что она все ещё идет вдоль домов.
Дженнифер была красивой девушкой, ладно скроенной, с длинными изящными ногами. Пожалуй, даже очень красивой. Считалось, хотя это не было так уж четко и определенно зафиксировано, что она помолвлена с парнем, проходящим в настоящее время военную службу. Поэтому Дженнифер Льюис полагала, что если уж жених не в состоянии проводить её домой, то это не должно быть поводом для того, чтобы найти ему замену в лице другого парня.
Человек все время шел за ней. В этом она была уверена.
Оборачиваясь, Дженнифер не видела его, но мерные шаги преследователя неизменно доносились до неё с одного и того же расстояния. Два или три раза она по ходу меняла улицу, поворачивала за угол, довольно медленно, из-за тумана, шла в другую сторону. Однако шаги все также гулким метрономом выстукивали за ней. Она вдруг почувствовала, как её сердце принялось учащенно биться, и презирала себя за эти, казалось ей, нелепые опасения. Но убыстряя шаг, насколько это было возможно, она все равно страшилась тех моментов, когда приходилось его замедлять.
Неожиданно шаги пропали.
Затаив дыхание, она прислушалась, боясь, как бы стук каблуков об асфальт не возобновился снова. Но стояла глубокая тишина. Она старалась убедить себя, что напугавший её человек просто дошел до своего дома, что он вовсе и не следил за ней, но воображение играло с ней злую шутку, ип она вроде бы чувствовала чье-то незримое присутствие, ей слышались мягкие крадущиеся шаги. Неужели он снял ботинки, чтобы неслышно подкрасться к ней?