- Зачем ты пошел в "ястребки", Попеленко? Заставили?
- Нет, зачем же... Я сам. Я Советскую власть всегда поддерживал. И когда колхозы... Курей обществу отдал, козу... Кролей штук двадцать... И партизанам помогал... Я ж понимаю! Политически!
Он, кажется, немного испугался.
- Так-так... Ну а с бандитами сталкивался?
Вопрос был, конечно, глупый. Если бы мой новый подчиненный сталкивался с бандитами, он бы сейчас не беседовал со мной при свете плошки за дощатым столом. Но Попеленко оглянулся на жену, наклонился ко мне и прошептал:
-- Сталкивался. Вот как с вами сталкиваюсь, так я с этими аспидами сталкивался.
- То есть как? За столом?
- Не-е... Чего это за столом? В лесу. Я хочу сказать, что близко. Очи в очи.
- Да ты что?
- Да чтоб мне до дому не дойти... Ой, это ж мы дома сидим! Ехал я на своей Лебедке по Мишкольскому шляху... где подсочный сосняк. Ну, выскочили они с двух сторон. Один - лошадь под уздцы, а двое - с боков. Карабин за плечами, разве его скинешь? Да и чего сделаешь против них? Такие аспиды! Я аж похолодел весь. "Ну, - думаю,- еще девять сирот на шее у Советского государства! Это ж не годится мне такую семейству на казну спихивать".
- Ты кончай дурака валять, - сказал я.- Ты не строй комедию, Чарли Чаплин... Как они выглядели?
- Обыкновенно. Здоровые дядьки. Один молодой, совсем еще парубок. Вот тут у них, - он показал на грудь,- по автомату немецкому, в голенищах - обоймы, еще при кобурах, при пистолетах, гранаты в сумках... Приличное у них обеспечение. И морды сытые. Смеются!
- Почему смеются?
- А чего им горевать? Не я же их поймал, а они меня. "Ты, что ли,-спрашивают, - "ястребок"?" - "Ну я!" А чего отпираться? В кармане у меня бумага с печатью. "Так это ты, - говорят, - против нас тут воюешь?" - "Ну я!" - говорю. Сняли они с меня карабин, ссадили с лошади, достали бумагу, почитали. "Не поддельная, - говорят,- бумага, подпись Гупана мы знаем, все правильно". Я думаю: будут они с меня сапоги снимать или нет? Сапоги не казенные, хорошие, если не снимут, старшему, Ваське, достанутся, когда меня найдут. Лошадь, думаю, ладно, лошадь все равно государственная, ей в казну возвращаться... Хотя, конечно, лошадь тоже жалко, - поспешно поправился Попеленко. - Ну, тут они выкинули из карабина обойму, отдали мне мое личное оружие. "Садись, - говорят, - на свою клячу и скачи назад, а то дети дома плачут. Нам, - говорят, - голову тебе оторвать - как огурец перекусить. Только мы украинцев, которые многодетные и аккуратно держатся, мы таких не давим, а по первому разу пояснения даем... Ты нас пойми!" "Пояснили" они мне по морде раза три и отпустили. "Только, - говорят, - не оглядывайся, мы этого не любим, у наших автоматов сильно легкий спуск". Скачу я и думаю: может, и в самом дел" врежут в спину, да только нет, не будут: зачем же им лошадь портить? Ведь хозяйственные же люди, по амуниции видно.
- Так! - сказал я и стукнул по столу. - И ты об этом никому не сказал?
- Доложил Штебленку.
- А он?
- Он, так я думаю, - Попеленко снова склонился ко мне, - никому не сказал, чтоб мне по шее не дали. Он добрый был мужик.
- А почему они его повесили, а тебя отпустили, как ты думаешь?
Попеленко пожал плечами:
- Да кто ж его знает? Ведь как вожжа под хвост попадет. А может, он им чего обидное сказал. Он рисковый был... Боевой!
"Зато ты боягуз!"- хотелось сказать мне, но девять пар глаз, глядящих из темного угла, удержали меня.
Попеленко посмотрел под стол, где стояла бутылка, перевел взгляд на меня и вздохнул:
- Ох и переживание было. Опять руки затряслись!..
- Сколько их было? - спросил я.
- От четырех до десяти, - сказал Попеленко. - Момент был такой, что никак не мог пересчитать. Всю арифметику из головы вышибло.
- Ты никого из них не узнал?
- Нет, никого. Они не местные. Видать, тот, кого б я узнал, в сторонке был, за кусточком.
- Почему ты так думаешь?
- Так должен быть кто-то из местных. Чего б они возле села отирались? И опять-таки, кормит их кто-то. Ведь ни разу не слыхать было, чтоб кого ограбили. Что ж они, святым духом живы? Кто-то кормит... Факт! И обстирываетрубашки на них были чистые, воротнички не замусоленные. Мужик так не постирает. Я, скажем, постираю или баба, - он с уважением посмотрел в сторону молчаливой жены, - это ж разница!
- На косуль охотятся, - сказал я невпопад, вспомнив стрельбу возле "предбанника".
- Одной косулей не будешь сыт, - солидно ответил Попеленко. - И не косуля их обстирывает. Кто-то местный есть среди них. И к местному кто-то ходит, факт!..
- Ишь ты наблюдатель какой! - сказал я. - Воротнички заметил, а посчитать забыл.
- Глаз, он в такой момент не подчиняется, - сказал Попеленко. - Он как нищий - копейку видит, а руку нет. Да и нет у меня военной хватки. Вот вы, к примеру, товарищ старший, вы бы на моем месте все заметили и пересчитали, вы бы им полную "бухгалтерию" навели.
- Ладно, ладно!
"Этому Попеленко в сообразительности не откажешь, - подумал я. - Наверно, он мог бы узнать и гораздо больше, да понимает, что знать слишком много опасно. Иначе ему не отделаться небольшим внушением по скуле, если на лесной дороге повстречаются бандиты. Почему они так мягко обошлись с ним? Наверно, не хотели возбуждать против себя население - ведь у Попеленко девять детей, и весть о его убийстве всколыхнула бы округу. Здесь у Попеленко каждый второй сват или кум... Кроме того, этот "ястребок" им не опасен. Ему не хочется стрелять. Иное дело - Штебленок. Тут-то они отвели душу".
- Слушай, Попеленко, почему Штебленок оказался в Шарой роще?
- Я так думаю, что в район направился. Чего-то он больно заволновался. Дело у него какое-то получилось. И ведь как раз Шарая роща на дороге в Ожин!..
- Какое дело получилось?
- Да кто ж его знает?
- А почему лошадь не взял?
- А кто ж его знает?
"Наверно, Штебленок хотел покинуть Глухары срочно и незаметно, - подумал я. - Но что заставило его податься в Ожин?"
Попеленко смотрел, вздыхая, под стол. Похоже, он раскаивался, что разговорился со мной.
2