«Не понимаю, что это означает», – раздраженно написала я, измотанный редактор, автору. Феминистская блогосфера, где она была главной, могла придумать ни для кого не понятный жаргонизм, и я получала удовольствие от напоминания, что первая обязанность автора – писать предельно ясно.
«Я также отреагировала на этот термин вначале», – ответила она и кинула мне ссылку на текст под названием «Культура изнасилования: основы». Мои глаза пробежались по длинному списку случаев, когда мужская сексуальная агрессия оказывалась предпочтительнее женской безопасности – от фильмов с загламуренным жестоким сексом до обвинений жертв изнасилования за то, что с ними было сделано.
Это был один из тех моментов, когда я чувствовала себя уходящей от феминистского разговора. Я только недавно начала называть себя феминисткой. Писатели в журнале убедили меня не обращать внимания на непростой жизненный багаж этого термина и препирательства вокруг него, а обратиться к его основному значению: вере, что оба пола заслуживают равных возможностей и одинакового обращения. В старшей школе я была одержима движением за гражданские права. Мои блокноты были украшены цитатами Мартина Лютера Кинга. Но мне никогда не приходилось бороться за собственный пол. Наверное, рыбы не знают, что они плавают в круглом аквариуме, или, возможно, легче увидеть палку в руках другого ребенка, чем разглядеть ту, которую держишь ты сам.
Так или иначе «культура изнасилования» не существовала для меня – я просто не могла ее отследить. Вот я, редактор в журнале, которым управляет женщина, работаю почти исключительно с писательницами, которые пишут преимущественно на женские темы, – и мы, значит, находимся в кабале «культуры изнасилования»? Я полагала, что этот термин потихоньку опустится на дно небытия. Вместо этого он распространился как лесной пожар.
За следующие годы «культура изнасилования» стала одним из главных вопросов, вокруг которых умные, молодые женщины сплотились онлайн. И так как этот угол в Интернете был для меня родным, шум становился все громче. Личные истории, которые мне приходили тогда, рассказывали о следующем: противостояние моему насильнику; изнасилование, о котором я никогда не говорила; почему бы студентам моего колледжа не прекратить писать об их изнасилованиях?
В 2011 году я следила за трансляцией «Парада шлюх», более провокационной версией старого «Вернем себе ночь», освещенного свечами бдения, где вместо торжественности царил гнев и нечто вроде панковской эстетики. Порванные рыболовные сети и мат. Катализатором был полицейский в Торонто, который сказал, что, если женщины не хотят, чтобы их насиловали, им «не стоит одеваться как шлюхи». Ответ был громоподобен. «Мы можем одеваться так, как мы, черт возьми, хотим».
Я поражалась их убежденности и уверенности. То есть… «Парад шлюх»? Это ведь совершенно недвусмысленно? Организаторы четко усвоили уроки социальных сетей и поисковых систем, где слова были посылом, подталкивали и давили. Участницами были женщины моего типа – сильные, упертые, – хотя я чувствовала неприятный союз зависти и отчуждения, когда смотрела на них. Возможно, я пропустила свое время силы в колледже. Или, может быть, это – проклятие каждого поколения – смотреть на тех, кто идет за ними, и задаваться вопросом, как же они смогли стать настолько свободными.
Чем больше я читала о «культуре изнасилования», тем больше смысла я видела в этом термине. Культура изнасилования была типом мышления: представление по умолчанию, что женщина существует для удовольствия мужчины, что во всем мире его желания важнее ее комфорта. Я начала видеть все больше. Рабочие-строители на станции метро, которые заявили, что хотели бы трахнуть меня. Это была «культура изнасилования». Парень, который заснял на телефон ложбинку моего бюста, отчего мне стало дурно. Это была «культура изнасилования»
Молодое поколение, казалось, поняло – с той яростью, которой я не обладала, – что оно не должно терпеть все это дерьмо. И я чувствовала себя глупо, потому что провела столько лет, принимая эту колючую проволоку как само собой разумеющийся образ жизни, и теперь наблюдала за женщинами, которые спокойно шли на нее с поднятыми средними пальцами.
К 2014 году термин «культура изнасилования» добрался до журнала Time, который в качестве главной темы номера выбрал сексуальное насилие в кампусах, проиллюстрировав это флагом с надписью «изнасилование». В то же время в других СМИ раскрывалась тема женщин и алкоголя. CNN: «Почему все больше женщин пьют?»; USA Today: «Беспробудное пьянство – серьезная проблема для женщин».