Наверное, поэтому мы и прожигаем жизнь в баре, за выпивкой и бесконечными разговорами. Наверное, поэтому мы никогда не появлялись на вечеринках и дискотеках, ставших рассадниками отупляющего ничегонеделанья и нездорового веселья с запахом водки и анаши, блеском одноразовых шприцев и тусклым мерцанием неоновых огоньков, притушенных облаками белого порошка, где девочка двенадцати лет открыто предлагает себя каждому встречному и идет по рукам, довольная, что получит даровую выпивку и наконец-то приобщится к взрослой жизни. А мы – просиживающие в «шкатулке» все свободное время, почему-то числимся у едких старушонок, озабоченных нервных мамаш и благовоспитанных чистеньких девочек в скромных платьях отморозками, наркоманами и насильниками…
Тут меня отвлек звонкий шлепок. Это Артур хлопнул себя по лбу и подался вперед, словно что-то вспомнив.
-Жень, а это не та Танька, которая спит с вашим проректором? Помнишь, ты говорила?
-Кто? Танька? – подкрашенные глаза Катерины удивленно расширились. – Да ты что!
-А ты разве не знаешь? – небрежно спросила Женька. – Все давно уже знают…
Она мерно раскачивалась в кресле, глядя на нас с презрительным превосходством.
-Я слышала, что он несколько раз вызывал ее к себе – она ему какие-то отчеты печатала к празднику, - пожала плечами Катя. – А дело оказывается вот в чем…
-В этом-то и дело! – торжествующе подтвердила Женька.
-А сколько ему лет? – осведомился Жорик.
-Лет сорок, наверное, - отмахнулась Катя. – Молодой еще… И – богатый!
-Тогда все ясно! – рассмеялся Жорик, пристукнув по подлокотнику. – Богатый… Не старый… У девочки талант! Все точно рассчитала…
-Рассчитала! – кивнула Женька, и ее маленькие глазки загорелись злобой. – А я-то думаю, как это она умудрилась и республиканскую олимпиаду выиграть и именную стипендию получить, и сессию сдает на все пятерки…
-Видишь как! – съязвил Артур. – Легла под проректора и – обеспечила будущее: свободный диплом, работа, квартира с пропиской…
Я почувствовал, как к горлу подкатывает ярость. Эти недоноски с неоконченным высшим образованием и без оного считают себя высшей кастой, которой все позволяется. Нет, прав, тысячу раз прав Карик, сказавший как-то: остерегайся спорить со всякой сволочью, возомнившей себя умнее всех! Во-первых, никогда, ничего им не докажешь; во-вторых: наживешь себе лишних врагов; а в-третьих: ну зачем же опускаться до их уровня?
Ладно, буду молчать, пока не иссякнет терпение.
-Но теперь-то Таньке конец! – мечтательно улыбнулась Женька. – Проректора перевели ректором в пединститут… Как же она, бедная, без него?
-А у нее Валерка остался! – в тон подруге ответила Катя.
И снова этот идиотский хохот. Интересно, что я тут делаю?
7
* * *
Проректор по научной работе университета Садыков Абдурахман Кекилович действительно питает почти патологическую страсть к молоденьким девочкам. А его деньги и должность значительно расширили сферы его возможностей – в университете он развернулся вовсю. И самое интересное: все это знают, все это осуждают, но вслух предпочитают не говорить. Что это? Застенчивость? Безразличие? Страх? Не знаю. Знаю одно: в один прекрасный день я заявился в «шкатулку» и застал там Валерку и Татьяну.
-Привет! – я бесцеремонно подсел за их, вернее, за мой столик и махнул рукой Мергену, который расцвел как мартовский вечер и поспешил принести три кружки.
Только сделав первый глоток, я заметил, что молодые люди на мое приветствие не ответили и отвечать не собирались, так как пребывали в чрезвычайно взволнованном состоянии. Прекрасные глаза Валеркиной Татьяны были заплаканы, а поэт сумрачно глядел куда-то вверх и беззвучно шевелил губами.
-Что-то случилось? – тихо спросил я.
Девушка посмотрела на меня и покачала головой.
-Вы поссорились?
Молчание.
-Погодите, не отвечайте, попробую угадать… Валерка прочел тебе жалостливое стихотворение про серенького козлика? Нет? Пиво в «шкатулке» несвежее?
-Я убью его! – четко выговорил Валерка, пристукнув кулаком по столу.
-Меня?! – ошарашено спросил я. – Не надо, ребята… Я хороший. Бываю немного разговорчив, но кто сейчас без недостатков?